Ты - это я

Знай одно: что завтра будешь старой.
Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,
Синеокою цыганкой будь.
Знай одно: никто тебе не пара –
И бросайся каждому на грудь.
М. Цветаева


I


Я узнаю в тебе себя.
И краем глаза не смотря
на то, что я – поэт,
а ты – мещанка
(спасибо, что не барышня-крестьянка),
ты – это я.
Тому есть основанья,
которые не требуют суда.
Ты – это я.
Возьмем сие в названье
пока еще безусого труда.

Вот вам пример:
мы оба любим Баха.
Склоняем головы, шепча о нем,
хотя
не столько из почтенья, сколь из страха,
что вдруг заголосит сейчас собака –
твой бультерьер иль мой степенный дог, -
и истина, шагнувши на порог,
дамокловым мечом зависнет над башкой,
и мы услышим: - Хм, хозяин мой
подобного певца ни разу не слыхал!
Могу поклясться в этом:
я с ним живу без малого семь лет.
- Моя, напротив, слышала.
- И что же?
- Сказала: "Скучно".
Съела бутерброд.
И поменяла Баха на Саруха-
нова,
заметившего: Это не любовь.

Иль вот еще:
когда глубокой ночью
о наши души ноги трет печаль...
(Три рифмы бьют челом:
"мораль", "О. Даль", и "сталь",
но ни одной не угодить куплету.)
...мы вспоминаем лучших из поэтов: -
нас, как ни странно, выручает это –
ты чтишь Цветаеву,
я – самого себя.
Цитируем, на потолок глядя:
- Мой милый... траль-ля-ля-ля-ля...
- Любимая-ая... а-я... А я?..
И тянем к небу страждущие руки.
"Люблю тебя!" – как много в этом звуке.
Бросаемся в объятья. Кто куда.
С тобою – Он; со мной – Она.
И я шепчу знакомое: О да –
хранимы
два памяти наследных херувима:
Его зовут – Сергей, ее – Марина.
Подробнее чуть позже, господа.


II


Я узнаю в тебе себя.
Мы оба молоды, хотя,
не очень грубо говоря,
я чуть моложе.
Ты – скорпион, а я – телец.
Ты – сучья дочь, а я – подлец.
Мы любим водку, наконец.
СудЯ по рожам.

Зачем нам кто-нибудь еще?
Укроемся одним плащом.
И твой последний грош пропьем,
и мой в придачу.
Сдадим бутылки в магазин,
навяжем шапочек для зим,
обманем сотню Буратин
и купим дачу.

Ты будешь – мать, а я – отец.
Ты – поэтесса, я – купец.
А ну-ка, загляни в ларец:
тебе в подарок
привез я ситцу и духов,
и леденцовых петухов,
напиток греческих богов
и полушалок.

Сынкам же нашим –
сколько их? –
дарую скакунов лихих:
каурых, в яблоках, гнедых, -
а дочке – пони.
Мы станем жить да поживать:
я буду банком управлять,
а ты по радио болтать
о "Тихом Доне".

И так пойдут за днями дни.
Мы вновь останемся одни.
И наши отпрыски детьми
обзаведутся.
Мы сядем тихо на скамью,
вспомянем молодость свою
и так уснем, чтобы в раю
с утра проснуться.

Ты здесь не ****ь, я не подлец.
Я снова рак, а ты – стрелец.
И будет сплав наших сердец
угоден Богу.
- Достанься мне, - попросишь ты.
В ответ скажу: - Меня люби.
Улыбкой нежной одари.
И – в путь-дорогу!


III


Я узнаю в тебе себя –
выводит вновь рука моя.
И не беда,
что я – торгаш,
а ты – богиня.
(Тут кто-то обалдеет, рот разиня,
в который мы уже сто лет плюем!)

Ты – это я.
С одним, видать, врачом
связали наши мамы наши роды.
Да будет так! Воистину! Аминь!
Не будем больше про богинь:
И без того достаточно работы.

Расскажем о другом.
Еще вчера
мы представлялись школьными друзьями.
(История полна учителями,
с которыми,
коль умножать на два,
нас единят –
о ужас! –
двадцать зим
и вёсен...
Ну ладно!
Лето исключим,
зато
прибавим осень.)

Мы видели друг в друге эталон
того,
что называется – распутством.
Я больше пьянствовал.
Ты способом иным
влекла к себе всеобщую хулу
(иль похвалу –
тут грани очень тонки).
Бывало, что немели перепонки
в ушах
и глохли языки.
Высок регистр общественного слова!

А утром, изнывая от озноба,
прогн..........................ав
гостей,
мы пили алкоголь.
На жизнь свою брос.....а.......ли
взгляд суровый
и постригали смысл ее под ноль.

Рожденные в ночи тугие стоны
наивный разум рвали на куски.
Мы думали, что бережем иконы,
что копим обереги от тоски.

Казалось также, будет утешеньем
количество по нам п
/
р – о
/
ш – е - дших губ,
что доведем  до белого коленья
любого, кто коснется медных труб,

кто скажет: "О царица преблагая!
Тобой пленен!
Скорей пойдем в постель!"
"Прекрасный принц!
На шубу не хватает,
b) туфли,
c) колготки,
d) "Шанель".

Мы ошибались. Уходили годы.
Нам изменяли. Предавали мы.
Не отыскали счастья у свободы
И не нашли покоя у любви.

Ты – это я.
"Но я опять не с Вами". -
"Мне нравится,
что Вы больны не мной".
Ты не одна:
ты рядом со стихами
моими.
Я лежу с другой.

Зовут ее...
Все правильно – Марина.

Ты – это я.
Что зеркалу пенять?
В одном лишь разница –
ты все-таки любима,
а мне еще искать, искать,
искать...