Лагерные заметки биография

Белгородский изолятор


Так вот. Конечно, суд по касатке – это было тяжело. Не потому, что приговор оставили без изменения, я знала, что так будет. Тяжело было видеть мать. И подельников. (Теперь терпи, пожалуйста, кусочек, неприятный для тебя, но из песни слова ни фига не выкинешь.)
После суда нас отвели в боксы. Я была в боксе одна. Мишка – через стенку. Алексей, наверное, в следующем. Нет, пройдя все это, я имею право судить. С ними еще все случилось хорошо, блин, по-божески.
Они ни хрена не знают о тюрьме. И зоны у них санаторно-курортные, а не наркоманские, как у меня. Но, понимаешь, ладно еще Алексей, Мишке сидеть гораздо тяжелее. Мне легко, я знаю, что я права, что обо мне помнят на воле и ждут. И, даже если бы не помнили не ждали, все равно было бы легко. Я знаю, что я права. Я определилась уже в этой жизни и расставила акценты. Я знаю цену своим поступкам и готова ее платить. Леха-то пофигист, он нормально это переживет, как очередное приключение, путешествие автостопом, блин. А Мишку сломали. Ему и поговорить-то теперь не с кем по-человечески... Как бы там ни было – жалко таких людей, тяжело это видеть.
Как объяснить? Как объяснить, что остаться человеком надо при любых обстоятельствах, это вопрос чести, в конце концов... Да и надо ли вообще объяснять что-то? Надо, наверное, просто жить. Хорошо. В кайф. Так, что бы никто, никакая мразь, не в силах была этому помешать.
“Черный ворон, я – не твой.” После этого они все офигели. Какие песни? Приговор без изменения, темный бокс, душно, на душе, наверное, муторно – все ведь всё знают... Легко – петь, смеяться, шутить с конвоем, посылать подельников... Легко.

Через несколько дней в тюрьме у нас сменился оперативник. И сразу вызвал меня. Спросил, буду ли я с ним разговаривать. Буду, говорю. Он сказал, что раньше работал с моими подельниками и теперь хочет пообщаться со мной. Пообщались. О жизни поговорили, о том, зачем мне все это надо... Закончили разговор на оптимистической ноте: “Ты думаешь, тебя никак нельзя сломать?” “Думаю – нет,” - говорю. Пробовали, в принципе, и до этого – из камеры в камеру постоянно бросали, думали, хоть где-то нарвусь на конфликт; слухи разные “выпускали” на волю о нарушениях с моей стороны...
После... За два дня до этапа, вечером, после шести, меня перевели в другую камеру. Девочкам, видимо, было “дано задание”. И понеслось...
Не знаю уж, по чистой случайности или нет, но в камере к тому же оказался нож (нож нам в тюрьме давали “по требованию”). Драться и выяснять отношения там не с кем. Никто ничего не поймет – мозги отбиты наглухо. Тем более, опер именно конфликта и добивался. “Чтоб мне было не так весело сидеть”. Ни фига у него не вышло. Рядовых дежурных ментов никто ни о чем не предупредил. Из камеры меня вывели сразу, перевели спать “к своим”. И, знаешь, все – и з/к, и менты поняли, в чем дело.
Вся тюрьма к тому времени уже обо мне была наслышана – слишком необычное дело. Понимание и сочувствие посторонних людей, симпатия с их стороны многое значат в таких ситуациях.
На следующий день опер вызвал Светку из нашей камеры. Интересовался, сука, как я. А что я? У нас с утра в камере веселье, песни, смех, танцы и т.д. Светка вернулась сама не своя. Она до вечера была такой нервной. Потом уже, когда меня на этап заказали, расслабилась. Говорю: “Что случилось-то, Свет?” Она и сказала, что ждала сегодня целый день, что меня опять переведут, т.к. опер пообещал. “Я ее в покое все равно не оставлю”. “Андрей, ты же видишь, что ничего этим не добьёшься”...
Андрей Викторович Баев видимо-таки понял, что ничего не добьется. Лохов, блин, подсылают на дешевые разборки... После этого, конечно же, первый этап – мой.

Как тебе “кусочек”? Извини, вижу сама, что не очень. Но получается именно это... Никак не сосредоточусь. Хочется написать по другому...
Еще раз напоминаю – эта информация не для родителей. И ты тоже расслабься – все ужасы я тебе уже описала – Казань и последняя неделя в Белгороде. В остальном все действительно нормально. Жди следующих набросков. А этот – подредактируй уж...
 
7.12.2003 Цивильск, ЮЛ-34/7



Казанская пересылка




Приехали мы в Казань 27 ноября около 23 часов.
Первоначально тюрьма произвела нормальное впечатление: здание старой постройки, высокие потолки, свежий воздух, что для тюрьмы – редкость, непринужденное обращение администрации к заключенным. Первый шок – это туалет. Описаниям он не поддается, но сразу скажу - такого нет нигде. Затем повели в камеру.
Как выяснилось, камера для транзита у них одна. Человек на 30-35. Когда зашли мы, там было 100. “Добро пожаловать в ад”. Люди везде: на шконках, под шконками, за столом, под столом, на любом свободном участке вечно мокрого пола. Здесь нет никакого дня или ночи. Спят посменно. Очереди в туалет, к умывальнику, к розетке. Первые 20 минут я так и стояла – в куртке, с дурацкими пакетиками в руках (самое необходимое – с собой, остальные вещи – на склад. Про склад отдельная история). Стояла и чуть не плакала от беспомощности. Хрен с ним – куда идти. Чем дышать?! В камере не воздух, а пар, пропитанный никотином, запахом параши, пота, еды. Два маленьких окошка под потолком большую часть времени закрыты.
Кое-как справилась со своими первыми впечатлениями, я “облюбовала” себе уголок на полу. Тут подошла девочка, представилась “старшей камеры”. Она освободила нам места, чтобы мы могли поспать. На двух шконках, составленных вместе, нас спало 5 человек. Проснувшись утром, я и моя “подруга” обнаружили, что карманы наши тщательно “проверены”. Сначала я не сообразила, что там, собственно, можно найти? Оказалось – квиток от сумки, которая на складе. Так вот. Проснувшись, я решила, что надо что-то менять, блин. На поверке записалась к режимнице. Разговаривали мы очень долго, часа полтора. С переменным успехом. В тот же день меня как сердечницу отправили на больничку. Там нас было 4-7 человек, т.е. нормально. Для транзита в понедельник открыли еще одну камеру, куда перевели человек 30-40. Сам понимаешь, этого недостаточно. Думаю, теперь надо как-то работать, хотя бы в плане информации, так ведь нельзя, з/к тоже люди.
И про это отдельно. Про то, какие з/к люди. Из 100 человек не нашлось ни одного, кто... Слабые, запуганные, каждый сам за себя, они как крысы. Воруют друг у друга. Наверное, они и стоят такого обращения. Только жалко все равно. Вот скажи, до чего должна опуститься женщина, чтобы воровать трусы и бритвенный станок б/у? Нет, не жалко абсолютно вещей, которые она украла, тем более, что по мелочи – белье, как я уже писала, перчатки, чай, конфеты, лук, носовые платки... Грустно, что все это происходит.
Ну, нашли, конечно ее, наказали (здесь без этого нельзя, иначе все с тобой так будут поступать). Но ведь она ничего не поняла, ей уже все равно. Молодая симпатичная девочка...
Естественно, если что-то случается, то все сразу. В этот же день у меня сгорел кипятильник. Ну, ладно, в основном все неприятности позади...

5.12.2003 Цивильск, ЮЛ-34/7




Юридическая Лечебница - 34/7
Чувашия, Цивильск
Российская Федерация
XXI век




...Я вышла на работу, на швейную фабрику. Работаем пока в ночную смену. Работа не сложная, но достаточно однообразная и утомительная. Называется "чистка" - надо срезать нитки, остающиеся после шитья на готовом изделии, т.е. ментовской форме. Говорят, что время на фабрике  летит быстро, но для меня оно тянется ужасно. Заболела еще немного - гайморит. Никаких прогреваний здесь, конечно, нет. Выписали тетрациклин и витамины. Ну, да все это не смертельно...
 
...Вообще, такое впечатление, что находишься в психиатрической лечебнице. Большинство - наркоманы. Это действительно люди с нарушенной психикой. Они постоянно орут друг на друга совершенно безо всяких причин, да и вообще... Я ни скем здесь не ругаюсь, потому что нет причин. Из-за этого они относятся ко мне как к "блаженненькой". Но не кричат и не задевают. У них своя жизнь, у меня - своя...

...Читаю сейчас Шукшина "Я пришел дать вам волю". Очень хорошо, советую. Библиотека здесь маленькая, книг на 400-500. Брать разрешают по одной книге. Тоже глупость . Хотела почитать еще стихи Ахмадулиной, пришлось не брать...