Циклы ГольфстриМЫ, Дары, Сады услады

Цикл "ДАРЫ"

часы

снимаешь часы отменяешь время
снимаю все торопись
слышишь внутри тик-так
и вот так еще не спеши

живые

это я думала уже нет
это мои ладони лоно лицо
трогай я не исчезну проходишь сквозь
это же мы живые уже еще

нежность

пахнешь корицей пальцы взбегают вверх
пах редколесье груди и ладонь на лбу
нежностью пахнешь а говорил ничем

четверг

я заблудилась ты говоришь четверг
чистый четверг грудь и живот блестят
капли долго стекают с темной травы

январь

ты это ты лежишь невесом как свет
на пологих моих вечерних холмах
влага впиталась там где взойдут цветы

нашлась

от шеи вдоль спины следы касаний
заметно выцветают сверху вниз
как надпись на гравюре антикварной
японской не искал нашлась сама

утро после

ты спишь раскинув руки
в бликах света
косых лучах потоках восходящих
вся комната
а над пустым гнездом подмышки
вспорхнул и кружит нежности птенец

память

не уходи в ухо шепчу
глаза
не закрываю прячу всего в себе
глубже-глубже туда где памяти нет

подоконник

с двадцать третьего неба смотреть вослед
видеть как ты скользя вбегаешь в метро
и не видеть разреженный как в горах
воздух еще недавно зримый густой
вязко стекавший с нас в сугроб одеял

поток

в синкретическом блаженстве нераздельном непрерывном
не разъятом на фрагменты сбивчивых воспоминаний
почему нельзя остаться если память не подводит
если цепкая стремится удержаться на плаву
в том беспримесном прозрачном плоть смывающем потоке
что течет над фюзеляжем и смерзается в "прощай"


рейс "Киев-Лондон"

над Прагой над Парижем над Ла-Маншем
неслышная невидимая больше
январская дюралевая пчелка
летит и жалит сразу в оба глаза
бесслезные блуждающие в тучах

звезда

звезда волхвов взошла в твоем окне
а два часа назад в мое глядела
колючими шершавыми лучами
не больно мне раздвинувшими веки
как два твоих прощальных поцелуя

ирисы

рот грустней чем глаза
ирисы на картине вписанные в квадрат
в изголовье повесишь
чтобы мне не гадать
чей это взгляд лиловый
тебя провожает в сон

мы

не звони но пиши первым сдается слух
зрение же тщится-старается сохранить
как расстегнув часы их кладешь на стол
и без улыбки руки смыкаешь в "мы"

пустыня

весь караван в угольное ушко
а я еще вчера такой оазис
такой неизгладимый парадиз
боюсь не ветра даже
дуновенья малейшего
лелею эти розы
сыпучие без стеблей и корней

дары волхвов

не золото не ладан и не смирна
смирение приятье благодарность
светящееся счастье осознанья
что нет тебя и нет меня но были
и вот они бесценные Дары


Цикл ГольфстриМЫ

И Пенелопа, и Итака

Твоя дорога, Одиссей,
предречена, неотвратима,
разлучна. Следуй по прямой
и не сворачивай ни разу
к чужим огням. Иди вперед.
Пустило корни наше ложе,
и птицы меж цветущих крон,
волнующихся в изголовье,
поют. А ты не будешь петь,
когда дорога полный круг
опишет. Как ты будешь нем,
крылатый меж моих коленей…

дождь

Ты говорил: "Делай со мной что хочешь".
Я хотела смотреть на перламутровый дождь –
струи густые его, льющиеся снизу вверх.

welcome

Замешкаешься у ворот
нефритовых приотворенных.
С усильем створки раздвигая,
войди-войди.

гольфстриМы

Коралловая рыба-меч
скользит в моих полночных рифах,
стремглав ввергается, не раня,
двоя движенья (ввысь ли, вглубь?).
Выносит к свету теплое теченье.

перед грозой

Первых капель ждут лепестки.
Теплую руку кладу
Поверх дрожащей твоей.

уроки

Ну повтори же –
вложи свой
иностранный язык!

ночной минарет

Звезды, знавшие путь
от остывших глыб у подножья
до прогретого гладкого купола,
подскажите устам.

линза

Сплетающая луч, и проблеск
Луча, и тень его в один
победоносный светоносный
пространство прожигавший путь,
о линза главного желанья –
к тебе в тебя.

имя

Тихий вечер придет.
От твоего имени останутся
"о!-о!" и "а-а-ай…"

весна

Лунный предутренний склон.
Гнездышко к голой скале
Ласточка клеит слюной.

апрель

Между цветущих холмов –
к тому из них, где глубинный
гул слышнее, – оскальзываешься в сон.

соло

Пальцы плотнее сомкнув,
как ты торопишь смычок.
Скрипка или скрипач?

до

Долгое-долгое "до"
флейты,
не помнящей губ.

луна

Вот веки, вот мочки ушей, вот губы -
проведи языком, нежными пальцами,
всей ладонью.
“Я хочу видеть твое лицо во время страсти”.
Если страсть разделенная, будешь ли зрячим?
Смотришь, не видя, как плавно Луна восходит.

твой лотос

Хоть бы полоска земли
нам для любовного ложа!
В зыбком озере сна
укоренился твой лотос.

два розовых мака
в вине из одуванчиков

Ладони, а потом уста –
по бледно-розовым туманным
нежнейшим макам наливным,
смешавшим свой снотворный сок
с твоим, сулящим пробужденье.

церковь 12 апостолов
Копернаум, Галилейское озеро

На розовые купола смотри –
они вскормили небо над головою.
Как мои, вскормившие двоих, округлы.
Не обвиняй же в святотатстве –
так очистительно родство
и форм, и чувств благоговейных.


Млечный путь

куда текут линии тел освещенных луной
затененных ли новолунием
исполненных нежности в полнолуние
куда стекают капельки пота
ночная роса между лопаток
ночная влага уст и не уст и слез
отражающих звезды
которые спрятались в тучи
забыли что свет не мешает заснуть
надышавшись вернувшись на землю
еще не вернувшись впадая не в устья-истоки
в запястья в ушные воронки
беззвучно вливаясь
в Змеиную Реку индийцев
нет в Via caeli regia у римлян
нет в Птичью Дорогу как звали когда-то
тот Млеченый вскормивший глаза
уводящий от дома
светящийся путь – на родном

Сделай мне ребенка глазами

если бы ты сделал мне ребенка
если бы ты сделал мне
если бы ты сделал
если бы ты
если бы
если
ясли
звезда Вифлеемская
в темени над теменем
шестилучевая желтогорячая
сделай мне ребенка глазами
в сердце его спрячу я
никто не узнает как мало осталось
ему в темнице томится
когда умру он родится

Станция «Без тебя»

забытые в поездах книги
прекрасные как незнакомки
забытые в письмах приветы
приветливые как незнакомцы
забытые незнакомцы
состарившиеся незнакомки
знакомые поезда
забытая схема метрополитена
осторожно двери закрываются
осторожно не прислоняться
осторожно следующая станция «Без тебя»

Цикл Город-дOрог

Подол

Первое сентября это уже зима?
Ты сказал, что зимой приедешь.
Ляжешь на меня,
Невесомей, чем снег на рябину
у церкви Николы Зимнего.
Жаль, не понесу в Подоле.

Печерск

С утра угощала гостей
песочной выпечкой Печерска*
со сливками общества.

* элитарный район Киева

Майдан

Радость моя, у Лядских ворот
как бы я хотела смотреть тебе в рот,
каждое слово ловя на лету.
Входишь в эту арку - как в ту,
чувствуешь - влажные своды тесны.
Помнишь: хотели дожить до весны?

Топонимика

Наша топонимика –
город Обними-ка-меня,
(верней – Мы-одни-обними-меня):
Печерск, Подол, Шулявка, Отрадный,
Вот и увиделись, мой мимовзглядный,
Выдубичи, Лавра, София -
орфоэпическая ностальгия.
Ливень сиреневый на Оболони.
Оба подставили небу ладони -
каплю хотя бы твоей Оболони!
Но на лету испаряются струи,
как по и-мейлу – твои поцелуи
(Триста тринадцать и-мейлов до лета).
Вечер. Пора в интернат Интернета.

Над Софией и Лаврой

Снилось - гуляем над куполами
Софиевской Лавры**
И пешком - прямиком на твой обитаемый остров -
Биг Бен, Кардифф Бэй -
Не люблю, хоть убей
Эти твои семь дождей
На дню.
К теплу потянуло, к огню.
Давай вернемся домой
(Красно Солнышко - Киев мой!).
Конечно, там у вас королева,
И то, что справа и слева,
Вполне расцветает в апреле.
Но лучше домой полетели.
Над куполами и колоколами
Птицы с дюрралевыми крылами
Мимо летят - в Сингапур ли, в Сидней,
Думают, из поднебесья видней
Реки из млека и майского меда.
Если вернуться не можешь, свобода –
Это железная тетка, а не
воздух в груди и София в окне.

* *ее нет, а есть Софиевский собор и Печерская Лавра

Рer aspera ad astra

за полночь в безстенном доме
не могу заснуть и жду –
ты в соседнем астрономе
выбираешь мне звезду

Троянда щоночі

Неголений та не гола -
уявне злиття:
твої колючки,
мої вологі пелюстки.
Троянда щоночі.

Цикл "Сады Услады"

Как кипарис

крепкий в зенит устремленный как кипарис одинокий
впитавший достаточно света чтоб без изъянов расти
и ни единою веткой не нарушать вертикали
взор не могу отвести от красавца-ствола

Белый ирис

тесно в ладонях сожму летучие ступни Гермеса
он проведет языком по леденцам позвонков
тише-тише любимый так же щекотно и сладко
белому ирису когда вдоль его лепестковой изнанки
шмель одуревший ползет отягощенный пыльцой