Дождя не плоть, но мелкие удары...

Дождя не плоть, но мелкие удары...
Не кровь, но холод. Дивно холодны
как саламандры в парковых кострищах,
нет, как рубахи из колючей влаги,
густой-густой – дождя стоят не  стены
не окна и не паутина.

Опять сквозь них уходит в безвозвратность
фигурка в темном плащике осеннем
сквозь фиолетовый узор ненастья
сквозь рвущиеся ткани слов последних
сквозь шепоток дождя и скрежет листьев
уходит, покидая, удаляясь.

Дождя не плоть, но мелкие предметы,
животные, слепые червячки.
Нет, в тех местах, где люди расстаются,
нет, в тех местах, где умирают люди,
там можно жить, беспомощно, но верно,
там можно жить – и умирать возможно.

И зубом цыкает ручная зажигалка,
мое тепло, и я настолько жаден,
что мне тепла, представьте, не хватает,
мне холодно под небом многоликим,
мне холодно в дождя змеиной коже
мне холодно в столетии текущем.

Я в тех местах, где умирают песни,
я в тех местах, где умерли надежды,
я в тех местах, где памяти осколки
дождем стекают в жестяные трубы,
и здесь уже и жить-то невозможно,
и умирать – и не за что, и стыдно.