Часть2я-и-не

(Этот текст написан 21-летним А. Елсуковым в мае 1984 года. Редакционные примечания выполнены Михаилом Богатырёвым (1997 год).)

Возможно расщепление текста и вычленение из его живой ткани лучей света (Вспомним строки из стихотворения О. Мандельштама (15 марта 1937 года): "Так соборы кристаллов сверхжизненных / Добросовестный свет-паучок, / Распуская на ребра, их сызнова / Собирает в единый пучок." - р.п.). Возможно разъятие времени и удивление фрагментами его (Применительно к поэтике С. Рижанина такое удивление можно проиллюстрировать добродушной цитатой из писателя-сказочника Виталия Бианки: "...У паучка глаза на лоб полезли: прицеплен на водоросли вроде бы прозрачный горшочек из воздуха, а в горшочке самый настоящий паук живёт, сам весь серебрится!" (В. Бианки. Паучок-пилот. Л., 1990) - р.п.).
Для этого наше исследование (Логика автора весьма необычна, можно сказать: без-основна, ведь цель и задача исследования, казалось бы, никак не выводимы из сказанного в предыдущих двух утверждениях Получается, что, поскольку "возможно то-то и то-то" (выражение причины), значит, "для этого "наше исследование"" (выражение следствия и цели)... Так и хочется переспросить: "Для чего?!?". Кстати, отношение самого Саши Рижанина к научному мышлению (или "связности", если пользоваться словарем А. Елсукова) отличает своеобразная восторженная поверхностность, граничащая с нигилизмом. Так, в университетской  "Автобиографии", датированной 1983-им годом, поэт признаётся: "Помню, после месячной проверки мною уровня преподавания (sic! - какое нахальство со стороны студента-первокурсника, не правда ли?! - М. Б.), осталось только два преподавателя, лекции которых я посещал - биолог Токин, девяностолетний старец, призывавший: "Посмотрите, сколько прекрасного и удивительного вокруг нас!", и логик Слинин, большинство рассуждений пояснявший  на примере утверждения: "Все тигры - полосаты"."
Вернемся, однако, к утверждению А. Елсукова "Для этого наше исследование", венчающему короткий пассаж о расщеплении текста и разъятии времени. Памятуя замечательное высказывание Ю. М. Лотмана о том, что у романтико
в, в идеале, "автор сам же и является единственным читателем своего произведения", можно говорить о расширенной трактовке романтизма А. Елсуковым. Даже Осип Мандельштам с его обострённым пониманием одиночества (помните размышления об адресате поэзии, когда он сравнивает лирическое послание с письмом, запечатанным в бутылку и брошенным за борт тонущего корабля - в сборнике "О поэзии"? И потом, этот стон души: "Читателя! Советчика! Врача!.."), - да, да, даже Осип Эмильевич начинает казаться едва ли не народным трибуном в сравнении с радикальным - аутическим! - нигилистом Рижаниным -Елсуковым!
То есть, дело обстоит таким образом, как если бы под целью "нашего исследования" (заметим мимоходом, что в сочетании с "живой тканью лучей" общее стилистическое звучание этого пассажа становится чудовищно эклектичным, ох, уж этот юношеский пиетет перед квазинаучностью!) - подразумевалась реализация той возможности, при которой, выражаясь высоким стилем, на месте отсутствующего читателя восседали бы Свет и Время, Как Таковые - ни больше, нн меньше. При этом псевдоним и прототип не перестают удивлять друг друга, всё увеличивая - раздувая! - масштабы своей произвольности по отношению к единому целому авторской личности. Как если бы паук с паучком в сказке Бианки (см. выше) непрерывно менялись местами.
Так, 7-го октября 1982 года, можно сказать, в самом начале своего поэтического пути, Саша Рижанин пишет ёрническое стихотворение "На смерть Сашки Елсукова": "...Ах, этот пряный дух листвы сожжённой! / Но дух - лишь след, не скажет он, как жить. / Мой младший брат, мой сын мертворождённый / В кладбищенской часовенке лежит. ("Ранние стихи")"
А через три года (1983) "младший брат и сын", по-видимому, доведённый, как это говорят в просторечии, до белого каления двойственностью своего генеалогического статуса, как раз с тем и воскресает, чтобы возложить ко гробу Саши Рижанина - не венок, не погребальную ленту, нет!.. -упрощённый график колебаний самооценки да печальную цифирь неприятия мира, исчисленную по рукописям почившего в бозе псевдонима. Кстати, уже из первой графы аналитических выкладок (см. далее) явствует, что к моменту написания стихотворения "На смерть Сашки Елсукова" Саша Рижанин находился в состоянии глубочайшей депрессии. - р. п.).
Всем известно, что "Я" - знак уверенности в себе, оптимизма (Утверждение настолько общее, что не хочется даже его обсуждать здесь! А может быть, местоимение "Я" - это знак самосознания? Или отсутствия оного? Или, может быть, это знак "высокомерного эгофутуризма Игоря Северянина" (цитирую по книжице: Саша Рижанин. Автобиография. Издано в одном экз., без указания места и года; собственность "Стетоскопа")? Примечательно, что эгофутуризм-то (вероятно, в силу нескрываемой претенциозности направления) и есть единственное сколько-нибудь осмысленное самим поэтом влияние. Никакого другого намека на литературную преемственность в рукописи Рижанина обнаружить не удалось. А ведь было бы гораздо логичнее, если б он объявил себя каким-нибудь "паранойяльным эго-символистом"! В таком случае сохранялась бы целостность образа молодого поэта, целиком посвящающего себя своему недавнему прошлому, точнее, силящегося забыть только что прожитые месяцы, недели, дни и - при этом - не обнаруживающего сколько-нибудь выраженных личностных черт ни в настоящем, ни уж тем более - в будущем (sic! - futur.) времени: "Я сегодня узнал себя / За дверьми закрытыми, там, / Где лишь ветви в ночи скрипят / Да колышется пустота. / Я не знаю, зачем я досель, / Я не знаю, зачем я жив. / Я ходил, где кричит коростель / И где ночи как чернослив. (из книги стихов "Страсть")"
Действительно - сплошные "Я", просто-таки кричащие об... уверенности в себе, оптимизме, не правда ли, г-н Елсуков? Кстати, "личностный анализ" на май 1983 года читатель может отыскать ниже).
Итак, повторимся, - при смене ориентации с будущностной на символическую образ поэта был бы освобождён от того эклектизма, что связует - в пределах нескольких строк - невротическое самолюбование (столь свойственное юношескому дневнику) - "Комочек нервов сидит на лестнице..." - с пафосом абсурдистской расчётливости, имеющей выраженную матримониальную окраску (в стиле антиутопии) - "А он - жених марсианской помещицы." (программное стихотворение "Поэт" из "Берестяной книги"; написано 2 марта 1982 года; см. далее).
Персонификации Саши Рижанина пугающе бесчеловечны. Страстно не желая видеть, знать, называть что бы то ни было, он мечется от одного бредового образа к другому. Пятого января он превращается в сверчка-имеславца (не правда ли, странный гибрид?): "Это было не так давно. / Я тогда не хотел жить. / Лишь бы петь сверчком за стеной, / Лишь бы именем ворожить. / Это было не так давно. (из "Берестяной книги"; см. о нем ниже)"
Второго марта он уже жених марсианской помещицы с... сердцем во лбу: "Как глухо / Сквозь мятый картон лба / Пульсирует сердце! Пульсирует сердце... / (...) / Комочек нервов сидит на лестнице... / (...) / Он - жених марсианской помещицы." ("Поэт")
Пятого же марта, "бессознательно экспроприировав, - как подметил израильский поэт П. Птаха, - один из образов вождя младосимволистов Андрея Белого", лирический герой Саши Рижанина выступает под видом - костяшки домино: "Я забыл про свои дела / и назвал себя - "домино" / Ты была? - я спросил. - Была? / Ты ответила: Да. Давно." (из "Берестяной книги") - р. п.).
Что "Не" - знак отрицания, депрессии. Что "И" - знак связности, рассудочности. Пересчитав их в стихах С. Рижанина и сопоставив, можно уяснить путь, которым шёл поэт.
И вот - сначала анализ соотношения "Я-И-Не", затем - биографическая фактура:

28 сентября - 21 октября. Я - 3 балла, И - 3 балла, Не - 6 баллов.
Доминанта отрицания и ПРОТЕСТА. Неудовлетворенность свойственная началу стиха, цикла (Неудовлетворенность была тотальной! Саша Рижанин - бледный, всклокоченный - с утра до ночи маячил в окне студенческого общежития. Он сворачивал из своих рукописей бумажные самолеты, поджигал их и бросал вниз. - р. п.).

21 октября - 14 ноября. Я - 4, И - 4, Не - 6.
Отрицание продолжает доминировать, но самооценка, не теряя своей адекватности, повышается. Тенденция к повышению конфликтности.
Начало творчества. Ранние стихи. Жизнь и работа в Риге.

14 ноября - 27 декабря. Я - 4, И - 3, Не - 5.
Ситуация драматизировалась. Начало утери связности, последовательности в стихе и жизни.
Период начала "Берестяной книги". Принимается решение бросить дом, семью, работу и уехать в Ленинград.

27 декабря - 5 января. Я - 5, И - 1, Не - 4.
Драматизм ситуации сохранился, но изменился знак - теперь ситуация подчинена. Рассудочность отрицается.
Дни накануне отъезда, рвутся все связи - впереди неизвестность (Еще не уехав, поэт уже видит себя вне времени и пространства ("Это было не так давно...") - р.п.).

5 января - конец февраля. Я - 6, И - 5, Не - 7
Стих насыщен, драма ушла вовнутрь. Осмысление и оценка.

Конец февраля - 17 марта. Я - 3, И - 7, Не - 3
Стихи холодные, крайне связные. Склонность к РАЗМЫШЛЕНИЮ, осмысление находит точки оттолкновения. Внутренний конфликт воспринимается со стороны. "Философский" взгляд.
Интенсивная творческая работа. Жизнь в одиночестве в брошенном доме на площади Тургенева (Жизнь в ночлежке, вероятно, располагала к написанию эстетических программ ("Поэт" и другие стихи). - р. п.).

17 марта - 6 апреля. Я - 4, И - 6, Не - 3
Потепление, смягчение конфликта.

6 апреля - 21 апреля. Я - 2, И - 2, Не - 2
Затишье, стихи "пусты", пейзажная лирика, разрывность восприятия, отрицание причинно-следственных связей.
Весна. Брожение фитонцидов в воздухе и крови. Завершение "Берестяной книги".

21 апреля - 14 мая. Я - 7, И - 4, Не - 5
Взрыв "Я" - прозрение, обида. Стихи без внутренней драмы - конфликт вовне. Насыщенность стиха.
Начало книги "СТРАСТЬ". Любовь, обида и недоумение. Поездки в Москву, Донецк, Ригу.

14 мая - 2 июня. Я - 6, И - 4, Не - 3
Начало отрешения от взрыва начала мая, самое начало. Стихает боль, меркнет протест (Одно из стихотворений этого периода ("Я сегодня узнал себя...") процитировано нами выше. - р. п.).

2 июня - 24 июня. Я - 5, И - 3, Не - 2
Продолжение отрешения. Снижение яркости самооценки.
Стихи пишутся реже, люди, окружавшие Сашу Рижанина, уходят. "Озёрная лирика".

24 июня - 29 июля. Я - 3, И - 2, Не - 4
Продолжение опустошения души. Страсть перевоплотилась в игру. Вновь и вновь шифруется прошлое.
Поездка в Ростовскую область на сбор яблок, тяжелый физический труд. По возвращении - начало "психоигр".

29 июля - 1 сентября. Я - 1, И - 5, Не - 1
Снова холод, осмысление, связное повествование в седине спокойствия.
Развитие теории "психоигры". Время перед переездом в Алма-Ату.

1 сентября - 3 ноября. Я - 5, И - 5, Не - 4.
Зрелость, оценочность, рассудочность. Как бы обретение гармонии.
Вкратце - вновь любовь, обида и смирение. Новый слом в ноябре несет усталость.

3 ноября - 10 января. Я - 2, И - 6, Не - 5
Приходит понимание грусти бытия как итог логических размышлений. Забвение себя как "Я". УМИРАНИЕ, стихи ухода.
Прощальные стихи. Работа на заводе жестяных вёдер. Смерть.

Таким образом, путь Саши Рижанина грубо раскалывается на четыре фрагмента: рижский период, период до конца апреля или до завершения "Берестяной книги", лето и алма-атинский период. Под знаками протеста и размышления, страсти и умирания проходит перед наукообразным взглядом творческая судьба поэта.