тринадцатая буква

О чём задумался в этот поздний час Буни Бабуни?  Было, о чём вспомнить.  Было, о чём рассказать.  Не было только, кому.  Это-то его и угнетало. Одиночество. в полном расцвете сил.  Тридцатидвухлетним принял он бразды правления над многочисленным тогда племенем. А сейчас, на пороге шестого десятка, когда, казалось бы всё, даже неуловимое время, подвластно ему, он оказался вдруг в полной изоляции, а двое старших его сыновей, которых он воспитал в строгости повиновения, согласно традиций, вели себя так, будто его уже и не было на свете.  Он с горечью в сердце наблюдал за тем, с какой лёгкостью подмяли они под себя законы племени, не ими писанные и отстранили его от всех дел, которые, к слову сказать, сами же, не имея достаточно опыта, пустили на самотёк.  В племени процветала проституция, а безпризорные дети целыми днями шлялись без всякого занятия по округе, грязные и полуголодные.  Сыновья, воспользовавшись его временным недомоганием, объявили себя его приемниками, а его самого – сумасшедшим.  Ремёсла завяли, женщины стали настолько распущены и ленивы, что уже не выделывали кожи, не плели корзин, не занимались воспитанием потомства.  Ведь их занимала только собственная красота и только ей одной они посвящали время дня.  Мужчины, некогда сильные и независимые, потеряли всякий контроль над своими жёнами.  И неудивительно, потому что не было более единства в мыслях, и справедливого суда тоже не было.  Сильная некогда рука ослабла.  Братья настолько запустили хозяйство, что мужчины по одному стали перебираться к соседям, а оставшиеся делали работу с неохотой и кое-как.
Размышляя над причинами происходящего вождь Бабуни во многом винил только себя самого и надо отдать должное его чувству справедливости – Буни Бабуни был весьма щепетилен и справедлив буквально во всём – не важно, касалось ли это его самого, его родственников или всего племени в целом.  «Тринадцатая буква», - иногда осеняло его, - «не надо было её вводить, эту чёртову букву».  Надо сказать, что вождь Бабуни был человеком суеверным, а племя бхачихачи было племенем просвещённым, у него даже был в наличии свой алфавит.  Не каждое племя может похвастать подобными штуками.  На протяжении многих лет алфавит передавался из поколения в поколение через старейшин и самих вождей, которые всегда вели просветительскую работу среди своих соплеменников.  Многое, в том числе и мир вокруг, подверглось видимым изменениям с течением времени.  Право голоса на общих собраниях постепенно обрели и женщины, и более молодые мужчины племени, женится стало возможным в более раннем возрасте.  Если кто-то из племени не хотел делиться добытой пищей со всеми, отдавая в общий котёл половину добытого, то он или она уже не изгонялись навсегда, как раньше, а только наказывались ударами палки по мягкому месту, что было более разумным и гуманным по отношению ко всем членам общины, ведь это воспитывало чувство коллективизма.  Всё постепенно менялось и только алфавит, состоявший из шести гласных и шести согласных звуков, оставался неизменным.  Почти вся история племени была записана этими буквами на красной глине.  Был даже составлен немногочисленный словарь языка конов угар. а если внизу буквы добавлялась маленькая чёрточка, то эта буква превращалась в цифру, которых тоже было двенадцать.  Вероятно дух новаторства обуревал им, когда вождь Бабуни, подчиняясь неведомому доселе зуду изнутри решил ввести новшество и закрепить давно употребляемый соплеменниками свистящий звук, добавив тринадцатую букву в алфавит.  Можно было бы обойтись и без свиста в официальных документах, и вождь даже поначалу сомневался, нужна ли она, эта буква, но в конце концов тщеславие взяло верх и Буни Бабуни объявил всем об изменениях в алфавите.  С этого-то момента, как он полагал, и начались все несчастья.  В тот же год умер главный знахарь и племя осталось без медицины.  У знахаря было три дочери, и вождь полагал, что старик оставил им хоть какие-то знания, но напрасно, потому что вся троица больше беспокоилась о том, кого из них первой возьмут замуж, и никакие уговоры и увещевания со стороны вождя не действовали на них.  А после того, как однажды старшая из них напоила больных мужчин каким-то снадобьем от поноса и все они скончались в страшных муках, вождь и вовсе оставил все надежды.  Потом засуха и неурожай сладкого картофеля.  В конце концов сам он слёг с какой-то неведомой болезнью, которая забрала остаток его сил, а старшие его сыновья воспользовались этим и заперли его в четырёх стенах, приставив к нему верзилу Кличи.  Кличи всюду следовал за ним по пятам и всякий раз, как только вождь Бабуни собирался открыть рот, бил его огромным кулаком по голове, объясняя всем, что так научили его братья, чтобы отгонять от вождя духов, чьё присутствие нежелательно.  Все верили, считая вождя больным.  Сначала вождь пытался протестовать, но потом смирился с положением дел и теперь только с горечью наблюдал за всем этим безобразием.
Этой душной ночью, сидя на полу своего ветхого домика, который стал ему тюрьмой, он немного всплакнул, вспомнив свою юность, вспомнил стихи, которые посвятил своей девушке после первой ночи любви.

верхушки пальм отражают солнечный свет зари
горячие губы твои сводят меня с ума
я бы умер от боли, если бы ты не пришла
так живительны соки твои и жажда моя сильна

мы вместе под небом, слышишь как сердце стучит
словно вдогонку бежит за тобою оно
без тебя мне тревожно, а с тобой мне легко
прежмись ко мне крепче и мы станим с тобой одним

Буни Бабуни поднялся с пола так, будто ему снова было двадцать, а не шестьдесят.  Кличи мирно посапывал в две ноздри, развалившись горой у входа, так что даже маленький зверёк не проскочит мимо незамеченным.  К тому же, он всегда спал чутко, этот верзила Кличи.  Буни Бабуни, стараясь ступать как можно тише, подобрался к спящему надсмотрщику поближе, с минуту всматриваясь в очертания тела, будто раздумывая.  Потом он осторожно снял со своей шеи костяные бусы на прочной верёвке и набросив  на шею Кличи, скрутил их покрепче, а когда тот, пытаясь встать на четвереньки, повернулся на живот, Буни Бабуни сел на него, придавив сверху всем своим телом, и не поднялся до тех пор, пока Кличи не испустил дух.  Полдела было сделано.
Утром деревню разбудил звонкий мальчишечьий голос.  Сонные матроны, высовываясь из своих хижин, недоумённо таращились на вестового, одного из младших сыновей Буни Бабуни, пока он созывал их на общее собрание.  Давно их не было, этих собраний, так что все уже успели поотвыкнуть.  «Ну да ничего», - думал вождь Бабуни, собирая соплеменников, - «лиха беда начало».  Когда взрослая часть населения собралась у его жилища, чертыхаясь и ворча, мол подняли ни свет, ни заря зачем-то, вождь вышел на свет и подняв вверх правую руку, чтобы затихли, перед всеми громко и внятно произнёс:
- Я отменяю тринадцатую букву!
- Что, что он там такое буровит? – кто-то спрашивал без всякого интереса.
- Я отменяю несчастливую букву! – ещё раз громко сказал вождь.
- Э-эй, какую брюкву, сумасшедший?
- Что ему от нас надо?
- Про какую-то букву долдонит.
Народ, мало что понимая, снова поднял шум.  Многие возмущались, что мало того, что их подняли рано, так ещё оказалось, что их беспокоит сумасшедший.  И где, в конце концов, этот идиот Кличи, почему не ударит его по голове?
Вождь Буни Бабуни вновь поднял правую руку вверх.  Когда народ затих, он медленно, не торопясь зашёл внутрь дома и вернулся с корзиной.  Все с любопытсвом замерли, всматриваясь в проём, откуда он только что вышел.
- Ну что там? – кряхтели нетерпеливые.
- Я здоров, - сказал вождь, поднимая корзину над головой. – Я здоров и хочу вам сказать, что с сегодняшнего дня мы будем собираться здесь чаще.  Детей я жду завтра на площадке для занятий.  Пусть захватят с собой хорошо отточенные палочки, мы будем повторять алфавит.
С этими словами он вывалил содержимое корзины к ногам соплеменников.  Три окровавленные головы с сухим стуком упали на землю. (капуста)