О-очень раннее... раненое... рваное...

Когда я вижу тебя, мне хочется
Плакать от жалости,
Жалости к тебе, себе и всему сущему,
Несущему щит беззащитности.
Ты – большой цветок, расцветший в феврале,
Тебя хочется держать в ладонях,
согревая,
успокаивая,
защищая от злого ветра и злых людей.
Если бы я умел это...
Но я не умею.
А ты сама сделала себя неприкасаемой,
Хотя могла бы быть брамином.
Или асуром, или Асурбанипалом –
– я плохо в них разбираюсь.
А в чем я разбираюсь хорошо?
В сортах дорогого вина и желтых розах.
Желтый – это твой цвет,
Хотя в этом я не разбираюсь тоже...
Я знаю:
Мои цвета – красный и черный.
Пусть это банально,
тривиально,
Но это со мной,
Непонятно кем конца ХХ века.
Человеком? Джокером?
Я – джокер с шеей под петлю.
Длинношеее.
Идите к черту, мне плохо,
Но я должен быть весел –
– должен же кто-то быть весел
На виселице, которую строит нам время
вместе с лестницей на небеса.
Ты обогнала свое время
или просто опоздала родиться.
И завязала мне на шее петлю.
Я пришел вовремя, но меня не ждали.
Я хочу уйти,
Уйти по-английски,
Не хлопая дверью.
Но ты никак не затянешь веревку.
Медлить не в духе времени.
В духе.
В душе – дыханье жизни.
Дыша.
Dum spiro spero,
Или не так, какая разница?
Дело в том, что я хочу плакать,
Увидев тебя.