Меня распяли на чёртовом кресте

А сердцу стало страшно биться,
Такая в нём теперь тоска…
А. Ахматова.

Меня распяли на чёртовом кресте.
Я после пыток слабый и невольный,
Бесстрашно повинуюсь я судьбе,
Ужасной, справедливой и довольной.

Меня клеймят позором и огнём.
Каму, какое дело шас до правды?!
Я в городе, во времени чужом,
Да будут короли их вечно славны.

Но вместо золота на голове позор,
Тугим кольцом стянувшее сознанье.
В благословенных странах лишь раздор,
А, в проклятых на вечное изгнанье,

Сейчас царит и мир и доброта,
И счастье, порою, навещает.
Ну а в бессмертных странах только пустота,
И души светлых, светлых угнетают.

А у меня, распятого, же есть
Свой малый мир, что лучше, чем спасенье.
В нём правит безнадёжность, тень и честь.
Проклятий нет, и нет благословенья.

Его обрёл, когда я восходил
На страшный людям, почему-то крест.
«Не плачьте, люди!» - им я говорил,
«Здесь много места! Хватит для нас всех!»

Но, почему-то, громче стали слёзы:
«Не проклинай!» - кричали из толпы,
А кто-то мне поднёс не смело розу.
Я улыбнулся – хватит до весны…

Меня боготворили после смерти.
Они не знали, глупые, что я
Из мутного отвара клёна ветви
Помазал на бессмертие себя.

Что я, под страхом смерти и конца,
Обрёк себя на вечное страданье.
И покатилась, солона, слеза,
Не от прощенья, а от наказанья.

И тихий стон из губ моих уставших,
Когда на крест священный восходил.
И я ПРОЗРЕЛ, и, мир познавший,
Я этот мир вдруг… полюбил.

Среди войны, разлук и страха,
Нашел основу бытия:
Всё, как к птенцам родная птаха,
Вернётся на круги своя.

Что я - лишь сотый в этом мире,
И не способен стать другим.
Как не родны родные были,
Мы всё ж привязаны к другим.

И в подсознанье помышляем
Получше сделать жизнь свою.
Мы грешников уничтожаем,
Желая вечно быть в раю…

Но смысла нет в наших делах.
Почаще б слушали мы Душу,
Но, не смотря на боль и страх,
Её мы голос в сердце душим.