Городам. Букет сонетов

ОДЕССА

Тому назад примерно триста лет
Сошлись в Одессе пыльной человеки.
Се — полиса понтийского букет:
Французы, русские, евреи, немцы, греки…

Акцент сегодня несколько смещен,
Лицо примято общим выраженьем,
Уже неявен, но еще смешон
Налет Леванта, спрятанный в движенье.

Но нет, не все пропало, господа,
Покуда с моря дует этот ветер…
Здесь в дефиците пресная вода,
Но чуть умней, чем повсеместно, дети.

Дух рыбы жареной во двориках царит,
И кошки. Много. Словом — колорит.

ВЕРЕЯ

На дальней колокольне вспыхнет крест,
На ближней дряхлый колокол заплачет.
Как страшно изменилось все окрест
Избушки дедовской — моей столетней дачи.

Аллея стерта, свержены дома,
Путь сузился, положе стали съезды,
Но в «крестиках» жива еще сама
История Верейского уезда:

Здесь Дорохов отважный погребен,
Сюда на танцы бегал я когда-то,
Здесь пил портвейн, а здесь Наполеон
Устроил смотр измученным солдатам.

И, словно гвардию угрюмый мастер браней,
Я провожаю строй воспоминаний…

ТЫРГОВИШТЕ

Не с той ли башни грозный господарь
Глядел, смеясь, на труд бояр опальных,
А ветер нес ему с границ недальних
Нашествий удушающую гарь.

…В двадцатом веке — все не так, как встарь;
Здесь был казнен сметенный кондукатор —
Великий вождь, убийца и диктатор —
Как за два дня меняется словарь!..

Столица Дракулы — уютный городок,
Отель трехзвезден и разновысок,
В соседнем баре — вдруг — звучит Мадонна…

До революции сто дней — огромный срок,
И, значит, можно пропустить глоток
Волшебного коктейля «рикадона».

ХЕЛЬСИНКИ

Ни томная помпезность Эспланады,
Ни мощь вокзала, рвущаяся ввысь,
Ни Всадника уверенная рысь
Не делают столицу стольным градом

Провинции, в чьем облике слились
Соседство с инородностью обряда.
За то и конституция в награду
Еще во время оно ей случись…

Здесь все слегка навыворот: радеет
Община христиан за иудеев,
Цыгане здесь музейный инвентарь,

В апреле здесь ноябрьская погода,
И перед храмом символом свободы
Застыл на постаменте Белый царь.

ЛУКСОР

Обветренной латуни полоса —
Священный Нил, текущий вспять настырно.
В заречье парком — мертвых адреса,
Здесь — жизнь ключом и мертвые кумирни.

Веками изувеченный, велик —
Застыл Луксор, безвременьем охвачен.
Что рядом с ним колониальный шик
Гостеприимной королевской дачи?

Туземный рынок — каменная плешь,
Забитая металлом и коврами,
И вязкий крик: «Тележ, месье, тележ!»
Неотторжимо следует за вами.

Нанять пролетку фунтов — пусть — за шесть
И с ветерком в отель себя отвезть…

МОЖАЙСК

Земли Московской западный рубеж,
Хранимый Чудотворцем Мирликийским,
Лишившись крепостных своих одежд,
Он затерялся в глубине российской.

От града стольного машиной два часа,
А раньше за него загнать грозили.
Как изменяют время словеса,
Как расстоянье темпы изменили.

Но есть, чем погордиться ей же ей
И ныне. Тут и Мирликиец кстати,
И молоко, что в мире нет вкусней,
И храма католические стати.

А также соименный генерал,
Что первым в мире самолет собрал.

ЕКАТЕРИНБУРГ

Последнего царя последний дом,
Разрушенный до основанья первым
Секретарем и президентом, нервно
Пытается сокрыть бездарный Dom.

Как центр насыщен! Даже и с лихвой:
Плотина густо вспенивает воду,
Орудия Уральского завода,
Застывшие музейной чепухой,

Дворец — бажовски-праздничный пижон,
Пол медного Петра и медный Пушкин,
Укутанный зачем-то вдруг в ночнушку,
И рядом — крестный путь дворянских жен.

Граница с Азией давно не на замке,
И Горный батюшка хохочет вдалеке…