2 u bhean

Это…ты… Ты. ТЫ!
Сначала робкое предположение, может даже надежда, потом почти уверенность. И, наконец, почти счастье. Нет, счастье. Робкое, неумелое. Неуклюжее такое. Я ищу и наконец нахожу одинокую девушку, которая, кажется, похожа… Я нерешительно замираю, затем нерешительно делаю шаг к ней. Затем еще и еще. Единственное, что я делаю решительно – это смотрю на нее. Потому что мне нужно поймать ее взгляд. Она тоже кого-то ищет. Она смотрит направо. Затем начинает скользить взглядом, жадно, но взволнованно и оттого невнимательно. Взгляд проскальзывает мимо, и лишь в какой-то последний миг она успевает заметить, что кто-то движется по направлению к ней...
Это ты. Длинная шерстяная юбка – таких в нашем городе не найти, - кофта с горлом, кожаная куртка, теплая вязаная шапка, и из-под нее – длинные белые волосы. За плечами маленький рюкзачок. В нем, наверное, пара трусиков, старательно сложенные джинсы, кофта попроще, может даже просто футболка, комбинация. Да, еще пара носок – шерстяные для улицы и тонкие для квартиры, - и деньги. И, наверное, полотенце. Как все это уместилось в этом рюкзачке? Денег должно быть много – на еду, на оплату квартиры, на всякие женские гели для душа, крема для лица и туши для ресниц. Хотя не, тушь ты все же взяла с собой.
Привет. Это ты? Я. Привет… Я теряюсь, стараюсь держаться непринужденно, даже сухо, но вместе с тем быть внимательным. Я хочу произвести впечатление. Я впервые вижу ее.  Так же как и она меня. Она приехала из Питера на неделю. Она моя басистка. И, я надеюсь, мой друг. Надеюсь ли я на что-то большее? Я вижу ее впервые. Я впервые слышу ее голос. Я не знаю, похожа ли она на ту, кого я придумал себе, читая ее письма и стихи. Но я же стараюсь произвести впечатление, не так ли?
Пойдем. Мне бы хотелось взять ее за руку. А еще лучше – чтобы она взяла меня под руку. Она красивая. Но я просто пристраиваюсь справа – или слева – и иду рядом, к выходу. Иду нелепо, неуверенно. Я хочу открыть для нее дверь. Но делаю это неправильно, и она вынуждена протискиваться между мной и  другой дверью. Я чувствую себя глупо. Но это не сильно заметно – с самого первого шага навстречу ей, нет, даже еще раньше, когда я стоял в здании вокзала, считая минуты до прибытия поезда, я чувствовал себя невероятно глупо. И жутко волновался. И чтобы как-то сбить напряжение, ругал себя словом «придурок». Я, наверное, и правда был похож на влюбленного придурка, который ждет свою ветреную даму сердца на свидание под каким-нибудь дурацким памятником или на какой-нибудь дурацкой площади.
Мы выходим на улицу. Холодный морозный воздух. Наверное, он чище, чем в Питере. Во всяком случае, не такой, как в Питере. Но откуда я могу знать. Это знает только она. Мне интересно, скажет она или нет. Но я не спрошу. Я не хочу быть навязчивым. И я хочу, чтобы она сама рассказала. Если для нее это имеет значение.
Подожди.
Я знаю, она устала. Она хочет есть. Наверное, она мечтает принять душ. Да и мало ли… Но. Я, наверное, эгоист. Наверное, я поступаю глупо, некрасиво. Может даже ей это неприятно. Ведь она устала.… Но я прошу ее подождать. Я надеюсь, она не спросит зачем.
Подожди. Она останавливается. Оборачивается ко мне. Я смотрю на нее. Подожди. Давай постоим немножко. Зачем? Я думаю, сказать правду или нет. Я не хочу быть навязчивым. Но с другой стороны, нужно ведь быть собой, правда? Я хочу посмотреть на тебя. Я до сих пор не верю, что ты приехала. Я жутко рад. Понимаешь, ты ведь только приехала, и у меня сейчас внутри много радости. И я хочу посмотреть на тебя именно сейчас. Потому что минут через двадцать, или через час, я свыкнусь с мыслью, что ты приехала. И тогда смотри, не смотри – это будет уже не то. Понимаешь? Она понимает. Она улыбается. Я смотрю на нее. Мне хочется что-то сказать – и одновременно не хочется ничего говорить. Я просто не знаю еще, можно ли просто молчать с этой девушкой. Точнее, я знаю, что можно, я просто не знаю, достигли ли мы уже такой близости, когда можем спокойно молчать, понимая друг друга без этих дурацких слов? Определенно, нет. Наверное, я тороплю события. Но я все же решаю помолчать, только недолго. Надолго ни меня, ни ее не хватит – мы еще не достигли…
Снег. Теперь нужно придумать, как нарушить молчание, не нарушив того, что им создано. Снег. Ты любишь снег? Нет, не то. Я знаю, что она любит снег. Тебе не холодно? Конечно, это и заботливо, и интимно – но слишком по-бытовому. Мы стоим на ступеньках перед вокзалом, она улыбается мне, я смотрю на нее, падает снег, и здесь нет места ничему бытовому. Помнишь, ты писала мне?
…снег, и если поднять голову и зажмуриться, можно представить, что летишь сквозь вселенную, а планеты – это снежинки…
Я улыбаюсь. Потому что вся ее шапка усыпана этими планетами. Сотни загадочных безымянных планет в ее волосах. И даже на бровях и ресницах – маленький, персональный млечный путь. Но она не королева миров, не принцесса звезд. Она не похожа на принцессу звезд. Может, у меня не такое большое сердце, как у всех этих поэтов, а может, они лгали. Я не знаю. Я знаю только, что передо мной маленькая, наивная, романтичная, мрачная, ранимая, чувствительная девочка. И я безумно рад, что она сейчас рядом.
Потом я скажу пойдем. И мы пойдем, и сядем в троллейбус, и я расскажу, что не нужно искать квартиру, что можно пожить у моего друга, и даже… я с ним уже разговаривал, он согласен… в-общем, если хочешь… короче, он может пожить у своего друга Романа, а мы с тобой в его квартире. А если хочешь – одна поживешь в его квартире. А это друг – может быть, конечно, еще ничего неизвестно, он пока не дал согласие, но, я думаю, есть вероятность и смысл, что он станет нашим гитаристом и клавишником. Ведь никогда не нужны одновременно две гитары и клавиши. Она будет слушать, немного рассеянно, потому что она устала. Может, она совсем не будет слушать, а будет мечтать о теплой ванне и своей любимой футболке, которую она наденет вместо кофты с горлом. Нет, наверное, я не буду говорить с ней об этом в троллейбусе. Или буду – ведь ей же надо решить, с кем она будет жить эту неделю. Хотя нет, это можно обсудить всем вместе. В конце концов, она пока еще только мой друг, и я даже еще не знаю, хочу ли я чего-нибудь большего.
Нет, прежде чем мы сядем в троллейбус, мы пойдем и выпьем по чашке горячего кофе. Тут в двух шагах от этой самой троллейбусной остановки продают пироги с сыром. Я уверен, ей понравится. А может, она откажется и скажет, что лучше поедем стразу, потому что она устала очень. А я буду думать, что я дурак, что сам не догадался и спросил про этот дурацкий кофе с пирогами, что я ничего не понимаю в жизни и не умею обращаться с девушками. И мне станет немного обидно, и расстояние между нами увеличится, совсем почти незаметно, но увеличится. Но потом, в троллейбусе, она улыбнется – я надеюсь, так и будет – и вдруг скажет, а хочешь, я тебе анекдот расскажу? И я скажу, давай. И она расскажет. Может, он будет смешной, может, нет, может, она совсем не умеет рассказывать анекдоты, может, я уже слышал его. Но я обязательно улыбнусь. И мы станем ближе. Потому что…
…есть вещи, которые имеют значение. И есть вещи, которые не имеют значения. Я смотрю в твои глаза. Ты улыбаешься. Снег.