Маладхара Васу Гунараджа Кхан Наставления Авадхуты

Маладхара Васу Гунараджа Кхан «Наставления Авадхуты».
(поэма средневекового бенгальского поэта (вторая половина 15-го века), представляющая собой авторское переложение санскритского текста "Уддхава Гита", - известного философского произведения санскритской литературы, перевод с бенгальского).         

Шри Кришна сказал:
«Слушай, Уддхав, со вниманьем сердце Мне открой,
Во дворце у Яду-раджа случай был такой:
Раз в одежде отрешенья пожилой мудрец
К радости великой раджа прибыл во дворец.
Царь сказал: «С какою целью ты пришел сюда?
Господин, вот подношенье: чистая вода,
Много пищи самой разной, мой роскошный трон,
Благовоний дым бодрящий к небу вознесен». 
Но мудрец с улыбкой детской таковым словам
Так ответил: «Цели нету, просто здесь и там
Я скитаюсь по планете в поисках святых,
Чтобы мудрость наставлений получить от них».
Царь сказал: «О мой учитель, расскажи о том,
Как достиг ты совершенства, стань моим вождём».
«Слушай, царь, служенье Богу – лучшее из дел.
Тот, кто служит Нараяне, – сильно преуспел.
Я, используя свой разум, в странствиях своих
Много гуру встретил в мире, выслушай о них.
Вся Земля, планета наша, первый гуру мой,
Всё она стерпеть готова, гнев отбросив свой.
Так и я, живу без гнева, и уже давно
Радость, горе, честь, бесчестье для меня одно.
Мой второй учитель – ветер, так же как и он
Я скитаюсь по планете – но неизменён.
Много разных ароматов может он носить,
Но меняется он разве? Нет, не может быть!
Третий Гуру – безграничность неба надо мной:
Где бы я ни находился, остаюсь собой.
Все пронизывает этот пятый элемент,
Никогда не оскверняясь,- сильный аргумент!
Так и я, в душе о Боге думая всегда,
Остаюсь неосквернённым, – всюду, без труда.
Мой четвёртый Гуру – это чистая вода,
Всем она дарует радость, всех влечет всегда,
Всё она очистить может, с чем войдёт в контакт,
Так и я, очистив сердце, с внешним миром в такт,
Просто думаю о Боге и хожу везде.
Жизнь моя успешной стала с мыслью о воде.
Пламя – пятый мой учитель; все, что будет в нём:
Дерево, кусок железа - сделает огнём.
Так и я, на пламя глядя, грязь или сандал
Равнодушно принимая, безразличным стал.
Мой шестой учитель – в небе светлая Луна.
Никогда не умирая, иногда она
С небосклона исчезает, так о чем тужить?
Тело – смертно, мы же сами вечно будем жить.
Мой седьмой учитель – Солнце; в ранние часы
Отражаясь в быстрых реках, в капельках росы,
Остается неизменным и всегда одним,
И оно дарует влагу всем, кто вместе с ним
Во вселенной пребывает; так же и святой:
Что берет, все возвращает должною порой.
Мой восьмой учитель – голубь; я прошу, сейчас
Слушай, царь, с большим вниманьем про него рассказ.
Жил в лесу он, всем довольный, со своей женой,
И жена ему потомство вывела весной.
Четырех птенцов, у мужа прямо на глазах.
Стали их кормить супруги, позабыв про страх.
Позабыв, что так опасен этой жизни путь,
А птенцы уже окрепли, распрямили грудь,
Начали летать тихонько, и супруги им
Приносили пищу, этим заняты одним.
Но однажды (лучше б было сразу умереть),
Прилетели – видят: дети угодили в сеть.
Птицелов жестокий, жадный в этот день их всех
Сетью уловил своею – был ему успех.
Стала плакать голубица, биться и стонать,
И над сетью роковою медленно летать,
А затем, вскричавши: «Дети!», прянула на сеть.
Тут ей также должно было с ними умереть.
Муж её, увидев гибель дорогой жены,
Застонал, заплакал горько и сказал: «Должны
Мы сегодня очень страшный вместе встретить день.
О жена, царица сердца, без тебя как тень
Разве буду я скитаться по Земле пустой?
Без тебя я жить не в силах, также за тобой
Я пойду на эту муку»,- так сказал и вмиг
Бросился на сеть, к супруге дорогой приник.
Помня нежные свирели детских голосков,
Не заметил, что до смерти несколько шажков.
Так и умер в злобной муке, путаясь в сети,
А охотник так промолвил: «Этот день в чести:
Я сегодня столько птицы в город принесу.
Как прекрасно! Знать, недаром день прошел в лесу».
Видя, как страдали птицы, я хожу один,
Без привязанностей в сердце, знай, мой господин.
Мой девятый гуру – в чаще медленный питон,
Постоянно без движенья пребывает он,
Если волей провиденья для него еда
Прямо в пасть сама залезет, он её тогда
Без усилий скушать сможет, в остальные дни
Он лежит спокойно, тихо, растворясь в тени.
Так и я, увидев это, сразу перестал
Беспокоиться о хлебе и – счастливым стал.
Что само приходит в руки, то я и беру,
И, откинув все заботы, так живу в миру.
Мой десятый, «необъятный» гуру – океан,
Учит, как, живя с другими, не страдать от ран.
Много рек в него впадает, и, в сезон дождей,
Каждая ему приносит все, что скрыто в ней.
Но спокойным остается этот господин,
Никогда не изменяясь, ни на дюйм один.
И в засушье, когда реки, поубавив пыл,
Его больше не питают – он всё тот, как был.
Счастливо заметив это, я закончил впредь
Радоваться – о хорошем, о плохом – скорбеть.
Мой одиннадцатый Гуру – легкий мотылек.
Видя, как в огне он гибнет, я извлек урок:
Этот мир опасен, страшен, полон всех невзгод,
Тот же, кто к нему привязан, долго не живёт.
Мой двенадцатый учитель – вольная пчела.
Видя, как она лишь сладость, «сущность» забрала
От цветка и улетела, я постиг, что дан
Миру смысл, смысл этот – Бог мой, Нараян.
И еще (уже тринадцать есть учителей)
Жадную пчелу припомню, ту, что много дней
В улье мед свой собирает, копит без конца,
Но ни ест его, ни дарит, только пот с лица –
Вот и вся её награда; жизнь её возьмут
Из-за меда, разрушая слаженный уют.
На примере этом быстро я постиг: стяжанье – грех.
Из-за страсти к накопленью разум оставляет всех.
Мой четырнадцатый Гуру – дикий, мощный слон.
Из-за самки прирученной в яму может он
Угодить, и все пропало: жизнь, свободы мёд.
Женщина – обман, я понял, кто же не поймёт?
Думаешь, что будет вкусной пища, но навоз
Ты получишь – вот как этот я решил вопрос.
Мой пятнадцатый учитель – лань, в лесу она,
Очарованная флейтой, смерти предана.
Песнями об этой жизни, очарован, гибнет свет,
Я же лишь о Нараяне слушать дал обет.
Мой шестнадцатый учитель – рыба; под водой
Вкусная приманка стала для нее виной
Гибели жестокой, ранней; жадность обрубив,
Я питаюсь лишь плодами, воду пью – и жив!
В городе Видеха-пури женщина жила.
Слушай, царь, с большим вниманьем про ее дела.
Пингала – такое имя было у неё,
Мой семнадцатый учитель, - слушай про неё.
Торговала своим телом каждый день она,
Получая все как надо, полностью, сполна.
Были деньги и клиенты, но однажды к ней
Подошел купец богатый и сказал: «Друзей
Всех твоих я замещаю только лишь собой,
Много денег дам, сегодня встретишься со мной».
Проститутка согласилась, и клиентам всем,
Всем, что были, отказала круто, насовсем.
А затем, усевшись дома, стала страстно ждать,
Жадность разума лишила, и она опять
Смотрит, смотрит на дорогу, а купца все нет.
Видно, что-то помешало встретиться в обед.
Ничего, подходит вечер, он же обещал,
Он придет, придет сегодня, месяц еще мал.
Ходит женщина по дому, до ворот дойдёт,
И обратно в дом, и снова выйдет до ворот.
Так проходит ночь, а дальше… всё, надежды нет,
Не придет он, села на пол и клянет весь свет.
Но затем такие мысли у неё в уме
Стали возникать: надежда жить мешает мне.
Бесполезная надежда, смерть придет как ночь,
И тогда какие деньги смогут мне помочь?
Столько в этой жизни грязной я творила дел,
И теперь я понимаю: должен быть предел.
Всё обман: мужчины, деньги, даже секс обман,
Смерть придет, и ад кромешный мне в наследье дан.
Отвергая все надежды (все они как дым),
Завтра утром я отправлюсь по местам святым
Путешествовать, молиться, жизнь прошла, и всё ж
Хоть теперь я понимаю, что надежда – ложь.
Без надежд и удовольствий стала жить она,
Всё отвергнув, с Богом в сердце, скорбь забыв сполна.
И теперь я повторяю Пингале вослед:
«Выше слова «безнадежность» счастья в мире нет».
Восемнадцатый учитель – ворон, как-то раз
Выплюнув кусок добычи, жизнь себе он спас.
Вороны другие, видя мясо у него
В клюве, сразу же решили, что убьют его.
Мяса захотелось птицам, голод нестерпим,
Ворон же, смекнув, в чем дело, бросил мясо им,
Бросил - и живым остался, так устроен свет:
Только бедным, неимущим страха в мире нет.
Так и я, о царь великий, лучший из царей,
Жить решил без денег, жизнью дорожа своей.
Девятнадцатый учитель – дети, дети все,
Жизнь у них проходит только в светлой полосе.
Нет у них забот, как тело это поддержать,
Нет тревог, волнений в сердце – только бы играть.
Так и я, живу как дети, жизнь моя течёт
С мыслями о Нараяне, тихо, без забот.
Мой двадцатый Гуру – это девушка одна,
Глядя на нее, я понял: близость не нужна.
Что за близость? Близость к людям, к обществу людей.
Если вижу человека – ухожу скорей.
Жил брахман с женой в деревне, дочь была у них.
(Объясню теперь подробней предыдущий стих).
Время подошло им дочку замуж выдавать,
Сват пришел – но за водою отлучилась мать.
А отец за подаяньем на село пошёл,
По соседям, чтобы что-то принести на стол.
Вместе с гостем остается в доме только дочь.
Что ей делать? Рису надо в ступе натолочь.
На руках её браслеты издавали звук,
Словно кости бьются, пестик падает из рук.
Ах, как стыдно, сват услышит, что же скажет он?
Что она – мешок с костями,- нестерпимый звон!
Стыдно, горестно ей было, и браслетов часть
Обломила она быстро,- должен стук пропасть!
Но куда! Не тут-то было, стук остался всё ж,
И она опять ломает, всех не перечтёшь
Переломанных браслетов, наконец по два
Остаётся на запястьях, но она едва
Принялася за работу – снова тот же звук,
Словно кости бьются, снова падает из рук
Пестик, снова вся в волненье девушка скорей
Обломила по браслету, и теперь уж ей
Можно всё спокойно делать, ведь один браслет
Звуков издавать не может – столкновений нет.
Если ты живёшь под крышей с кем-то, не один,
Неизбежно будут ссоры, знай, мой господин.
Видя это, я оставил общество людей,
И живу один, подальше от людских очей.
Следующим, двадцать первым, гуру был кузнец.
Делал стрелы он, достигнув мастерства венец.
Как-то раз он за работой у ворот сидел,
Безраздельно погрузившись в выпрямленье стрел.
Трудною была работа, сложной, непростой,
А тем временем с охоты ехал царь домой.
Много было свиты, войска, шум стоял и крик,
Но и взгляда от работы не отвёл старик.
Ничего он не заметил, делом поглощён:
Медитировал на стрелы в это время он.
Им был явлен созерцанья сладостный удел:
Безраздельность погруженья – вот успех всех дел.
Глядя на него, служу я с утренней зари
Телом, мыслью и словами Господу Хари.
Двадцать два – вот уже сколько есть учителей.
Это змейка, что наводит ужас на мышей.
Никогда себе не строит змейка для жилья
Ни гротов, ни теплых норок – вот что понял я.
Забирается в любую норку и живёт,
А хозяин убегает, зная, что забот
Будет много с этим гостем, жизнь бы уберечь,
Остальное всё не важно, не об этом речь!
Видя это, я подумал: «Так зачем мне дом?
Кров тебе дадут деревья, думай о другом».
Двадцать третий мой учитель – маленький паук.
Посмотри, как много нитей он сплетает в круг
Бесконечной паутины, нет, не может быть!
Он так мал, что в его брюшке даже одна нить
Вряд ли уместиться сможет, а он всё плетёт:
Лапками зацепит нитку – протолкнёт вперёд.
Понял я, что точно так же Бог мой, Нараян,
Этот мир творит из майи, мир, где всё – обман.
И теперь двадцать четвёртый гуру мой – оса.
Глядя на неё, я понял, что за чудеса
Можно с помощью сознанья в жизни совершить,
Протянув к другому миру золотую нить.
Что за нить? Все наши мысли. Если на одно
Что-то их направить, это будет нам дано.
«Это» значит: состоянье, тело или ум…
В общем так, как только мошка слышит крыльев шум
Этого бича всех мошек, мотыльков, стрекоз,
Сразу же в её сознанье лишь один вопрос
Поглощает всё собою: можно ли спастись?
А оса её хватает и уносит в высь.
И затем, едва живою, в щель замуровав,
Оставляет там надолго… Что за злобный нрав!
Ну а мошка там от страха только об осе
Может думать, поглощает ужас мысли все.
И, в конце концов, сознаньем сблизившись с осой,
Принимает её образ, отвергая свой.
«Образ» - это образ мыслей, поведенье, нрав…
Умерев, она родится вновь, осою став.
Видя это, я все мысли только на Тебя,
Мой Господь, скорей направил, - и постиг себя.
Я постиг свою природу вечного слуги,
Осознав, что вожделенье, зависть, гнев – враги».
Речь свою окончив, этот человек ушёл,
Тот же, кто её услышал, многое обрёл.
Он обрёл сознанье Бога, истины и вот –
Он свободен от иллюзий, страхов и забот.

                ***

Шри Кришна обращается к Уддхаве:

«Знай же, Уддхав, много гуру окружает нас,
Только научись их видеть – здесь, везде, сейчас».

Гунараджа Кхан, о люди, просит вас о том,
Чтоб вы думали о Кришне – ни о ком другом.
                _________

                (Конец поэмы).
 
Перевод с бенгальского.