О чести без семьи

Женщина – наездница. В чёрном. Сапоги, возможно, хлыстик. Лет 40. Она умеет жить с мужчинами не как все женщины – в семье, а, как бы несколько богаче. И муж, возможно, есть, а вот подишь ты, грустная во мгле живёт. И радуется, если есть ещё кто, кому предстанет ей признаться не в любви. Нет этого ей и вдали. Здесь половой инстинкт велит желания копить и, далее, имея честь, богатство, она предстанет перед слугами мужей в своём несчастии. И честь ей лишь помеха – не велит любить. Она желает всех мужчин. Ей нет нужды их выбирать и признаки искать. Обличие мужчины – есть главный стимул для любви. Чем он грозней, тем лучше для неё. Она ему не улыбнётся, нет. А подойдёт и спросит сигарет, подаст не руку целовать, а хлыстиком грозит, если увидит вожделённый взгляд. Ей нет нужды любить совсем. Она найдёт того, кто просто предложит ей покататься вместе. И с горем пополам  ускачут в лес. И там, разгорячив коней, присядут, чтоб поесть глазами возбужденье мести. Сверкая глазом, конь стоит и мужичок сидит, подняв последнее известие, что едет не один. Она ему предложит просто руку взяв, и приложив ко лбу. Споёт о женской доле с мужем жить в семье, как будто в счастье, но муж уехал не один. И, посмотрев в глаза мужского совершенства, она его поищет, чтобы пальцами другой руки пройтись ему и по губам, и по ушам, другую к сердцу приложив, и задав ритм, прижмёт его седую голову к коленям. Он тоже кое-что предложит ей, и под конец займёт любовью. Она же… Нет не может. Ей возбужденья нет. Она приложит ухо на его колени и пульс узнав, умрёт… Он радостный жених уже. Раскачиваться станет, пока не упадут и первый поцелуй, и возбуждение зовут уже извивами земной поверхности. .. И кони отойдут. Они ж развалы отопрут и, выказав уют, возьмутся молча за руки, и зная суету одежд, найдут друг друга, вечность не призвав, а просто намечтав, что есть уже любовь, зачнут дитя. Им нет нужды любить и быть всегда друг с другом вместе. А просто Махаона позовут и бабочкой летят в уют древнейший, где семя и пространство, что вокруг, царят и Пирровой победой не замкнутся их сердца. Они отпразднуют совместный труд (ад). И женщина в любви такой всегда в удаче. Ей некого корить. Подспудно корысть не нужна. Она в любви на миг отдастся вся.
Но муж не сможет этого постичь, пока не загремит им голос от отца. Он предан ей. Для счастья. И, зная это свойство их, нам женщин дорогих, он памятью своей охватит эту жизнь. И женщина родит ему дитя чужого мужа и радостно отдаст: вот, «суженый», я зачала в любви с тобой. Хотя и был чужой, но я тебя люблю и лишь тебя ценю и жить с тобою до конца хочу. Но нет тебе дитя от семени отца. Ты только плохо спишь со мной. А я в мечте своей нашла того, кто может нам помочь. И прочь уйдёт мужчина, поняв всё, и женщина поёт.
Она умеет жить с любым теперь. Ей радость отдаёт любой. Она, как сын родится, будет день и ночь любить  ходить за ним. И радостно забьётся сердце, если встретит золото отца дитя. Его он не забыл, её. Его дитя ему дано для жизни в самом чудном счастье: он не один теперь на всей Земле. И есть ему стремление знаться с ним, и жертвуя любовью в той, своей семье, признаться сыну о мечте пожить и с ним. И с ним стараться полюбить мечту: найти ту женщину, с которой он нашёл свою мечту, и сына заимел. Вот творчество отца и женское начало вне семьи зачало новую семью. И тройственный союз возник. Как им теперь втроём признаться сыну, как ему дознаться о своей мечте? И сын останется без дела вечности. Он будет не с одним отцом, а чаще с тем, который меньше знать хотел о жизни вне семьи. Он никогда не сможет, как отец, взять изменить семье. Ему семья будет стараться превознесть любовь. И женщине такой придётся всё-таки признать семейное начало главным, но с именем отца не связана семья. И сын уже другой. Он будет, как отец, если ему признаться матери, что знает он уже кто настоящий у него отец. И сожить не отец. Во взрослости его заметен раструб. Он горе мыкает и знает всё ничтожество своё и женщине признаться не умеет ни какой. Трудно на него смотреть, не говоря о ласке. Она, как искренняя мать, отпрянет от него. И он, несчастный, с горя пьёт и травится в безделии хоть чем. Он никого не любит, хочет знаться с ней. И плоть свою корит. И в этой ситуации ему ни разу не сходить не то, что против воли женщины вдали, а просто встать, и вежливо уйти. И горя не видать ему с другой. (здесь много смыслов в деяньях одной и сын не сын ей, а ничто, хотя бывает и ТАКОЙ). Он просто женщину найдёт и будет жить, и женщина, если ждала, родит и возродят любовь. И против воли никого здесь не послал господь. Здесь просто женщина в семье не пожила, и создаёт  в мельчайшем ситуации любви, где мать жила, и также зачала. И столько поколений так пройдёт, пока не заведётся в той семье такой, кто переждёт её беседы под Луной с другим и, всё стерпев один, узнает девы стон, которая корит её не за любовь к семье, а трахнутостью  мидий сущности её. Она, как мать, несёт в себе начало той любви, какая выжить помогала вне семьи. Им с исками мужчин военных дел на много поколений не было семьи (мучений от семьи, в которых трудно видеть благодать, и это надо воспитать трудом). И дети признак понесли. И сожитей они имеют не для блуда, а изменяя собственной семье, имеют благодарность от  живых семейных признаков житья, которых не найти с дитя. Ей нужен МУЖ , который знал отца и научён всей ласке для истца. Для сына, что зачнёт, но в семью не войдёт. Семья одна.
      28.09.02.г.