Хрупкость и бессмысленность

Глава 1
Хрупкость
Флорентио


Париж 1870 год
Квартира испанских эммигрантов
6 часов 15 минут вечера

Мальчик Флорентио жил в бедной семье, в своем мире, который видел сквозь увеличительное стекло, подаренное ему родителями на день рождение. Флорентио любил все рассматривать под увеличительным стеклом, песок, камни, ткань, воду, насекомых. Так ему мир казался лучше и беззаботней, а когда отводил призму от себя и смотрел сквозь вдаль, то все кажется настоящим, перевернутым вверх дном. Флорентио часто хотел быть трудолюбивым муравьем, вольным жуком, беспечным мотыльком, мирно поедающей листья и травы гусеницей, улиткой, ползающей по стеблям и на изнанке листьев. Он каждый вечер боялся не уснуть и никогда не избавиться от усталости. Но при этом боялся заснуть и проснутся снова голодным.

- Сынок, возьми десять франков и купи мне лекарство для моего сердца. Старые кончились, а новые мне необходимы сейчас. Прошу, быстрей! – сказала мать Флорентио.
Он выбежал из дома по скрипящей деревянной лестнице, поднимая пыль, накопившуюся с самого начала существования этого здания и направился, что есть духу, к аптеке на перекрестке двух улиц. Через дворы, искаженные временем стены, покрытые плесенью и грязью, под окнами, из которых, кажется, в любой момент выпадет стекло, уже разбитое и доживающее калекой свой срок, вонь отбросов, разлагающихся и невыносимо смрадных, посеянных везде, как и свет потухающего солнца. Наконец-то, он заметил вывеску “Лавка с лекарством” и устремился туда. Флорентио зашел в помещение, услышав за собой звон колокольчика, оповещающий об очередном посетителе, подошел к прилавку, за которым стоял мужчина с седыми волосами и бородой, настоящий, опытный лекарь, своим видом говорящий о том, что наизусть знает все болезни, симптомы и необходимые лечения. Флорентио ненавидел этот запах, вызывающий тошноту, развеянный по всей комнате, и, купив все необходимое за 4 франка, направился к дому более короткой дорогой через дворы. По пути он встретил группу подростков, увлеченных созерцаниев чего-то истинно очень интересного и захватывающего.
- Эй, парень, хочешь узреть чудеса и почувствовать возбуждение за 1 франк, деньги есть?
Они наблюдали, толкаясь на прогнивших ящиках, как переодевается старшая сестра одного из парней, который останавливал прохожих подростков, собирая за просмотр деньги.
- Нет у меня денег, я только что из аптеки вышел, где купил лекарство.
- Ведь врешь, что найду, мое, согласен?
- Ребят, мне надо домой, меня мама ждет.
В этот момент кто-то толкнул Флорентио сзади в лужу грязи и начал избивать ногами. Флорентио не чувствовал боли, он думал лишь о том, как бы он успел к матери с лекарством и возвратил сдачу. В семье всегда был недостаток денег, на лечение матери уходили почти все деньги, которые зарабатывал отец.
Флорентио пришел в сознание не скоро, у него болели ребра и лицо. Он не мог понять где находится, на это ушло множество мгновений, далее, Флорентио начал понимать, куда должен идти. Вытерев кровь с лица рукавом, он побежал домой, держась за бок, без денег и в оплеванном и рваном пальто. Еще не переступив порог, он воскликнул:
- Мама, я все купил, прости, что опоздал, меня избили и забрали оставшиеся деньги! Мама, ты где!?
Флорентио заметил свою мать, до сих пор лежащую в своей постели. Мама спит?
Как был напуган тринадцатилетний подросток при одной мысли о смерти, словно ураган разбушевался в груди. Мать Флорентио не отвечала, ее глаза были открыты и зрачки устремлены в пустоту. Мальчик попытался пробудить тело, касаясь ладонью щек, губ лба, но тщетно, она была мертва. Упав на колени у постели, Флорентио расплескал мутно-соленый капли по крепко сжатым крепко-крепко рукам матери в своих. Выбежав из дома, отчаянный, непонимающий, полный безмерной скорбью, Флорентио отправился на ежедневную ярмарку и, сев рядом с прилавком сладостей, горько зарыдал, понурив голову, громко всхлипывая:
- Почему я, почему мои близкие. Солнце жгло руки и нагревало волосы. Неожиданно солнце погасло, прохладная тень укрыла Флорентио с головой. Он осторожно поднял голову. Перед ним стояла девочка в белом сарафане, чулочках, синих туфельках, с сине-голубым  кружевным зонтиком, волнистые локоны лоснящиеся черной смолью, слегка небрежные, манящие коснуться их.
- Не три глаза, капилляры лопнут, к тому же занесешь грязь. Как тебя зовут?
- Флорентио, а тебя?
Сильфида. Давай, вставай, держись за мою руку.


Глава 2
Бессмысленность
Сильфида

Ни в коем случае, нельзя не спать, нужно закрыть глаза и притвориться спящей. Хотя какая разница, когда мама и бабушка крепко спят, отчим заходит в комнату дочери и будит ее для искупления грехов.
- Здравствуй, доченька, ты сегодня хорошо себя вела?
- Я была примерной, клянусь!
- Тогда будем снова искуплять твой грех перворождения.
- Прошу, папа, не надо.
Отец бьет дочь по левой щеке со словами:
- Ты любишь Господа нашего?
- Да!
- А он тебя не будет любить за твои грехи. Ты ведь хочешь их искупить, чтобы Бог не повернулся к тебе спиной?
- Да, очень хочу!
- Снимай сорочку и только закричи, кому поверят? Глупой малолетке или отцу?
- Ты мне не отец, ты отчим!!
Отец ударил Сильфиду тыльной стороной ладони по правой щеке.
- Скажи, милая, ты любишь своего папочку?
- Да, люблю, - сказала Сильфида чуть слышно, отчаянно, бессильно.
- Иди к папочке, давай сыграем в одну игру. Ты молчишь  и не двигаешься, распахнув свои врата, ведущие в сады утех, и ты частично искупишь свой грех.
- Папа, умоляю, не надо больше!
- Ты ведь не хочешь, чтобы Господь возненавидел тебя. Истина рождается не только в беседе, но и посредствам боли, страданий, терпения, посредствам катарсиса. Скажи – Я люблю своего папочку больше всех!
- Я люблю тебя, папочка, сквозь слезы боли и беспомощности прошептала Сильфида.
- Твоя мать уродлива, лишь ради твоей плоти я здесь. Еще никем, кроме тебя, я не был доволен в соитии.
Слезы увлажняли очи, отец же двигался подобно псу, давно не пробовавшего сучку, давно не чувствовавшего себя внутри. Всю ночь Сильфида плакала, почему именно она?
Утром она с матерью пошла на ярмарку. Гул, шум, споры, беседы, ткани, пряности, посуда, диковинные фрукты и изящные платья, за чем Сильфида сюда пришла с матерью.
после примерки одного из платьев, Сильфида заметила мальчика, забившегося в угол и рыдающего. Она подошла к нему, закрыла от лучей солнца его своей тенью и игриво сказала:
- Не три глаза, капилляры лопнут, к тому же занесешь грязь. Как тебя зовут?
- Флорентио, а тебя?
- Сильфида. Давай, вставай, держись за мою руку.

Глава 3
Флорентио и Сильфида


- Куда идешь, Сильфида?
- Мы с мамой пришли купить мне платье на вечерний бал у знакомых моей мамы.
- Давай встретимся с тобой завтра на лугу, рядом с исполинским дубом в 2 часа дня.
На следующий день Флорентио побежал к новой знакомой на свидание сквозь поляну  васильков босиком. Между пальцами ног то и дело застревали сорванные на бегу бутоны. Вдруг он увидел яркие краски, цветы у подножия небольшого холмика. Великолепная идея. Я сделаю Сильфиде приятный подарок. До встречи оставалось еще время, и Флорентио побежал к дому Сильфиды, она успела сказать, что живет рядом с церковью. Там был рядом всего один дом. Подойдя ближе, Флорентио кинул букет тюльпанов, вырисовывающий грациозную дугу, мерцающий осколками ароматов в радуге, покорно плывущего позади шлейфа, в раскрытое окно, и убежал прочь.
В той комнате, которую посетил букет, на постели лежала Сильфида и читала книгу. Услышав эфемерный, тихий шорох, Сильфида оторвалась от чтения, выглянула в окно и увидела убегающего Флорентио, одновременно скрывая букетом свою улыбку счастья. Сильфида всегда боялась нюхать цветы, она боялась, что задохнется, удушенная пыльцой. Но сейчас она забыла про свою фобию и принялась упиваться запахом цветов, пахнущих любовью. Флорентио идет на первое свидание, у него никогда не было такого настроения, он парил высоко, скользя сквозь пушистые облака. Он взял у отца сюртук, грязный и рваный, но это было единственное, что нашлось. Сюртук и брюки был на несколько размеров больше, ботинки с зашитой подошвой нитями, где шнурками служила расслаивающаяся веревка.
К дубу Флорентио пришел и стал ждать Сильфиду. Дерево дрожало, больное лихорадкой, чихающее шелестом. Через пять минут чернокудрый ангел снизошел с небес. Под ее ногами распускались цветы, а бабочки и стрекозы, забыв о своих заботах, всеми возможными способами пытались сесть на нее или окутать в живой кокон, трепещущий сотнями крыльев.
- Здравствуй, Сильфида!
- Привет, Флорентио!
Я принесла покрывало, и мы можем постелить его под дубом и отдохнуть.
Почему Сильфида? – спросил Флорентио.
Меня так мама назвала, в честь балерины Марии Тальоне, игравшую Сильфиду. В детстве я быстро бегала и мне говорили, что у меня и правда есть крылья, огромные, узорчатые, только из прозрачной ткани и перьев несуществующей птицы, что я лишь случайно касаюсь земли, чтобы снова взлететь. Сильфида обворожительно смотрела на Флорентио.
Флорентио ловил взглядом ускользающие прозрачные пятна на своих глазах, слушая Сильфиду, иногда невольно сползая взглядом по волосам, по контуру ее бедер, изящным ножкам, груди и еще раз всматриваясь в глаза. В них всегда можно прочесть все.
Неожиданно, Сильфида прервала свой рассказ радостным голосом:
- Смотри, на твоем плече гусеница!
Флорентио взял ее на ладонь. Гусеница была огненно красного цвета, и занимала мою ладонь по диагонали. Сильфида не испугалась насекомого и провела пальцем по спинке. Все гусеницы сворачиваются в комочек, а эта принялась вставать на лапки по направлению к пальцу, как домашняя кошка мурлычет, изгибаясь к ладони. Интересно, насколько красивой бабочкой она вскоре станет.
- Сильфида, пойдем я покажу тебя, где живу.
- Пойдем, я бы хотела немного пройтись.
Они смеялись, гуляя по вечернему Парижу, тонущего в таинственности и нежной тьме.
Вот они подошли к тому месту, куда пальцем указывал Флорентио со словами:
Это мой дом. Сооружение представляло собой деревянную прогнившую постройку, походящую разве что на ветхий сарай.
- Хочешь зайти, Сильфида?
Нет, благодарю, мне надо быть дома, я предлагаю встретиться сегодня вечером часов в 8 у фонтана, ты ведь знаешь где он находится?
- Да, конечно, это некогда было моим любимым местом оплакивания своего умирающего тела под музыку шума вод, и восхваления цветения моей души.
Флорентия зашел домой, пообедал супом из свиного жира и кости ягненка, сваренной до такой степени, что кость можно было съесть вместе с жидкостью. От этого воротило не только сознание, но и желудок, не желающий быть частью пищеварительной системы, переваривающей эту тошнотворность. Флорентио не съел свой хлеб, а незаметно положил в карман и потом завернул в марлевую ткань. После Флорентио пошел на крыльцо и принялся писать стихи, вдохновленные присутствием Сильфиды. На удивление прелестные стихи выплывали из-под пера, рожденные неизведанным чуством, точнее переплетением разных ощущений, переливающихся во что-то одно, как синий – поляна васильков и желтый - песок превращаются в цвет сверкающего свежестью и жарой лета.
Было уже 18.45, зажглись фонари, кусок неба, проплывал между домами, стоящими по берегам улицы. Жаль не видно луны, зато как много звезд, редкие облака. Звезды освещают сегодня Париж больше, чем когда бы то ни было. Сегодня пир звезд, их торжество, их свет, их тепло.

Глава 4

Под самым ярким фонарем

Флорентио заметил Сильфиду издалека, точнее ее силуэт, а над ней самые яркий фонарь на этой мостовой. Сильфида шла по бордюру, словно опытный канатоходец, балансируя одной рукой, а в другой руке остовом зонтика, обнаженного до прутьев. Флорентио был взволнован, не зная, что сказать, когда Сильфида мнимо потеряла равновесие и упала на Флорентио, ласково, чуть заметно, касаясь своим носиком его, то первое, что ему пришло на ум, было следующим:
- Почему твой зонтик без ткани?
- Потому что я обожаю зонтики и люблю свет звезд или луны, только так получается наслаждаться тем, что любишь, ненавижу солнце, я чихаю когда смотрю на него, у меня аллергия наверное, – слегка зардев щечками, чуть обворожительно усмехнувшись сказала она.
- А я тебе принес подарок! – счастливо и увлеченно заметил Флорентио.
Он достал из кармана тряпичный сверток, в котором лежал кусок проволоки, согнутой кольцом.
- Это тебе от всего сердца!
Сильфида багровея ланитами, понурила чело, но было заметно, что она смущается улыбаясь.
- Неужели никто тебе не признавался в симпатии? – удивленно произнес Флорентио.
- Нет, только ты.
Они сели в переулке между двумя домами и нежились взорами друг в друге, находясь в ворохе влажных коробок, битого стекла, запахов скисшего молока, мяты, дешевых духов и сигар, деревянного вкуса миндаля и испарений полынного нектара. Там, где умирал сломанный граммофон, осколки бутылок, ржавые коляски, куклы некоторые без голов, ног или рук, потрепанные, безглазые, бедные.

Шарманщик с обезьяной на плече, пытающейся залезть ему пальцем в нос и в волосы, начал игру на своей шарманке, порождая какую-то музыку, вроде бы веселую, но в то же время трагичную и отчаянную.
- Прекрасная музыка, давай потанцуем! – воскликнула Сильфида.
- Пойдем, только я не умею танцевать. Не беспокойся, я научу тебя танцевать вальс.
Обними меня левой рукой за талию, а правую отведи в сторону, удерживая ее на уровне плеч. Ну же, смелее, прижми меня к себе, чтобы чувствовать каждое мое движение, двигайся согласно им. Забудь про шарманщика, я знаю английскую песенку –
London bridge is falling down, falling down, falling down,
London bridge is falling down, my fairy lady…
Сильфида пела, прильнув щекой к груди Флорентио. Потом неожиданно оторвалась и поцеловала в губы. Флорентио был очарован ее поступком, после которого она, что есть сил побежала по направлению к дому с криками:
- Завтра в 7 вечера здесь же!


Глава 5
Гробовщик

Сильфида пришла домой позже обычного, извинилась, но гнев отца был неумолим. Он грубо взял Сильфиды за руку, открыл подвал и, несмотря на мольбы матери, не делать Сильфиде больно, окунул ее в холод и мрак, кинув в лицо простынку, которой можно укрыться хотя бы от вездесущих насекомых.
Бабушка Сильфиды умирала. Только бабушка искренне любила внучку. Часто по вечерам Сильфида плакала, прильнув щекой к бабушкиным рукам:
- Бабушка, не оставляй меня, прошу тебя.
- Внученька, каждому отведен свой век, я свой прожила и счастлива, что у меня есть внучка как ты, значит не зря жила. Я отдала тебе все, что могла, на что хватило меня. Мне нужен отдых, я хочу спать, Сильфида, ничто не вечно и не все желания могут быть исполнены. Такова жизнь и с этим ничего не сделать.
Уже половина 8, а Сильфиды не было в месте встречи. Флорентио волновался и решил пойти к ее дому. И каково было его потрясение, когда он сквозь окно увидел плачущую мать Сильфиды и гробовщика, о чем-то беседующего с отцом.
- Нет!! Этого не может быть, Сильфида.
Она часто говорила, что хочет уйти отсюда, что не может больше жить по правилам, которые диктуют ее родители.
- Моей Сильфиды больше нет.
Растерявшись, Флорентио бросился обратно к дому, в слезах, встречая по пути людей без носов, похожих на свиней, ходящих на задних лапах или без ушей, как тюленей, заклейменных на всю жизнь за неповиновение или преступление. Почему-то именно сквозь пелену слез Флорентио начал замечать их изуродованные скорбные лица. Дома никого не было. Флорентио написал на листе бумаги – Простите меня.
Он достал веревку, повесил ее на створку шкафа и засунул голову в петлю. Уронил ногой стул. Рефлекторно взялся за петлю руками, пытаясь освободить шею, но, слишком мало сил…
По глазам нельзя было прочесть, жив он или мертв, лишь слеза стекала по щеке.
К вечеру отчим выпустил Сильфиду, замерзшую и голодную.
Ближе к ночи, Сильфида прокралась на кухню, взяла самый острый нож и прошла в гостиную, где ее отчим любил читать, покуривая трубку. Подкравшись тише кошки сзади, Сильфида одним движением глубоко порезала горло.

Отец резко встал и повернулся к дочке, держась рукой за горло, без устали пульсирующее кровью, биением сердца, оргазмом.
- Я вижу в твоих глазах страх, неожиданность, смерть, которая заметив тебя, взглянула и начала приближаться, ты чувствуешь боль, я вижу это. Ты любишь свою доченьку?
А как ты думаешь, что на самом деле я отвечала тогда, в тех кошмарах тебе. Я боюсь не заснуть, снова чувствовать усталость, что ты придешь. Я хотела бы уснуть навечно, чтобы потом не проснуться, как ты думаешь, что я тебе отвечала. А ты любишь теперь свою доченьку?
Она заснула, положив голову на живот отчима, свернувшись в комочек, с ножом в детских ладошках, чуть-чуть испачканных в крови с блаженной улыбкой, которая появляется на лице, когда тебя благословляют во искупление грехов, сквозь тернии катарсиса, с мечтой и надеждой на конечность страданий. Сильфида любит своего папочку. Он спас ее от мук. Таким, наверно, и должен быть отец, который избавляет дочек от страданий, который самозабвенно жертвует собой во имя их счастья. Желание смерти и убийства – плодородная почва для семян, вырастающих в неземную любовь, самую светлую и беззаветную. Никто не проснулся. Сильфида погибла от тифа. Тюльпаны, что Флорентио подарил ей были взращены у подножия братской могилы, куда сбрасывали умерших от болезней людей в том числе и от тифа. Цветы питались, впитывали болезнь, воруя цвет у гнили и разложения, становясь ярче и привлекательней.


Глава 6
Демон – хранитель

В 3 часа ночи черная фигура наведалась к Сильфиде, взяла девочку за руку и повела к Флорентио. Инкубус, так звали этого черного ангела, соединяющего сердца умерших в апогее любви, вел за руки двух влюбленных. 3 силуэта направлялись к кладбищу. Демон и сомнамбулы, повинующиеся, покорные. Тела рядом, в одной могиле, повернутые друг к другу лицом и сердцами, застывшими в многозначительном молчанье. Луна соткала из своей чайной меди саван над могилой и ушла прочь в тучи.
Теперь можно наблюдать, как два приведения или сидят, обнявшись на опушке леса, или играют в салки, бегая друг за другом, радостно смеясь.
А мама Сильфиды и папа Флорентио однажды пересеклись взглядами, поделились несчастьем и полюбили друг друга.

Любовь непокорна печали, скорби и смерти.
Судьба часто путается сама в себе и превращается в непредсказуемую случайность.

Хрупкость – Fragility – Флорентио
Бессмысленность – Sencelessness – Сильфида