Древнерусская литература

Похудание

Все кругом худеют и бегают трусцой. Моя жена ест в день сто граммов мяса, ложечку растительного масла, капустный листок и трясется на тренажерах, размахивая верх вниз телом. Я тоже не ем ничего. Мой врач посмотрел на меня поверх широких лупообразных очков и запретил хлеб и сладкое. Теперь я пью горький чай, мучительно рассматриваю витрины булочных и кондитерских и поглощаю желеобразные препараты, очищающие кишку на ночь.
"Шлеп, шлеп, шлеп", - шлепают по утрам мои кеды по асфальту.
"Бурк, бурк, бурк", - бурчит ежесекундно мой желудок.
"Молодец, молодец, молодец", - поддерживает меня жена.

Призвание варягов

— По-моему, папа, только редкие полудурки могли пригласить отморозков, чтобы их крышевали.
—Во-первых, не полудурки, а вече. Во-вторых, не отморозков, а варягов. И, в-третьих, не крышевали, а царствовали.

Карьера

Меня вызвали к начальнику и спросили, человек ли я команды. Потом показали листок, где в левой колонке стояли мои плюсы, а в правой - минусы. Из плюсов выходило, что я честный и порядочный малый, а из минусов, что разгильдяй и бездельник.
Далее начальник спросил, каковы мои устремления в жизни: хочу ли я дом у моря, дачу в Гаграх и автомобиль "Бентли", какой я вижу свою карьеру, является ли целью моей жизни - зарабатывать много и выглядеть на все сто.
Я представил, как иду по Тверской в костюме от Версаче, захожу в казино "Кристалл" и подмигиваю девочкам, увешал жену елкой и отправил детей на учебу в Англию, потом, почему-то, загрустил и сказал вслух, что Достоевский сделал неплохую карьеру, а жил плохо и "Бентли" у него не было.
Начальник ответил, что если у меня такие ценности, то грош мне цена, как потребителю и что я нахожусь на нижней отметке шкалы успеха, а только человек, нацеленный на успех, должен работать в компании. Без этого качества никак жить невозможно.
"Какое бесславное время наступило", - подумал я.

Песни на ночь

В моей семье не только я не умею петь, но и все родственники. Когда пою я, то замолкают дети, а когда родственники, то все вокруг.
Очень любила петь песни мне на ночь бабушка по отцу. Она усаживала меня к себе на колени и громко пела, либо про могилку, либо про мужика, который зарезал жену и отвел пятилетнюю дочурку на кладбище, где и повесился. Еще старинные поморские песни (а бабушка по отцу родом из Архангельска) включали мелодии по англо-бурскую войну, которая происходила в Трансваале.
В них огромный черный негр сидел под деревом и рассказывал про то, как все его дети по очереди уходили на фронт и погибали, а когда пришел младший сын, то негр закричал "Нет, нет, нет, - малютку не пущу".
Пела бабушка протяжно и жалостливо, и у меня наворачивались крупные соленые слезы. Бабушка весело смеялась и гладила меня по голове.

Древнерусская литература

В чем главное отличие древнерусской литературы от такой же западно - европейской? В державности. У нас все бьются, все гибнут, все борются за землю русскую. Она как государь выступает и всех строит, и всеми командует. Идите братцы послужите земле русской. О, ес, мы идем служить земле русской просто так и ради любви и понимания.
А у них? Вассалы воюют за слабого и немощного короля, а потом приходят и нагло так, настойчиво требуют: "Дай нам феод, дай нам феод, мы его заслужили, ты нам должен. А ну быстро давай нам феод, а не то мы разобидемся и таких дел наворотим, что мало не покажется, и ты нас еще припомнишь".
Поэтому у нас и воззрение такое стройное, ясное, а у них вечный разброд и шатание.

Страшный сон

Ночью мне приснился сон. Будто сижу я в Алексеевском равелине, и ко мне по очереди заходят визитеры. Сначала вошли каннибалы с кусками мяса в руках. Они облизывали пальцы и подмигивали, приглашая к свежему кушанью.
Потом вломились хлыстовцы, приведя моих родственников и предлагая заняться с ними амурными делами, но я и тут от соблазна отказался, хотя зря, так как стали каннибалов и  хлыстовцев сменять наркоманы, маньяки, вивисекторы, красные хмеры, хунвэйбины и прочая нечисть. Жуть.
Под утро же спустился ангел и вопросил: "Что же ты, Славик, выкобениваешься? У нас больше ничего нет. Надо что-то выбирать".

Ноябрь

Ноябрь - месяц депрессий. В ноябре подходит дворник Сидор Петрович и спрашивает, что я принимаю на этот раз — ремерон, мелипрамин, рисполепт?
Я весело улыбаюсь и загадочно молчу, потому что  уже ударил первый мороз, меня отпустило, а врач еще не снял веселящих таблеток. От них ходишь с приподнятым настроением, напеваешь песни и устраиваешь склоки с женой. Жена же вожделенно поглядывает на пузырьки. Мне в принципе не жаль, просто беспокоюсь о ее здоровье и, поэтому, прячу подальше лекарства.
Когда-нибудь, когда депрессии меня насовсем оставят, и я смогу ходить и напевать песни просто так, я обязательно поделюсь таблетками с женой, но сейчас мне почему-то кажется, что подобный опыт ей ни к чему.

Сердца

Концерн "Авакон" основали ветераны милицейского движения. В начале девяностых это было прогрессивное начинание, так как всех неофициально сторожили ребята в спортивных штанах, и первая государственная защита была в диковинку.
Те, кто к ним потянулся, очутились в относительной безопасности, и поэтому акционеры-основатели сидели с утра целыми днями в каптерке, пили коньяк, смотрели видик и играли в покер в табачном дыму.
Постепенно подзащитные подпускали их в паи собственных производств, и через семь лет образовалась промышленная империя, растянувшая капиталистические щупальца от Белого моря до Берингова пролива.
Мелкие и средние предприятия, рынки и торжища, санатории и туристические базы требовали управления, и там, где удалось отбиться (хотя из-за этого ряды ветеранов поредели), потребовались молодые зубастые белые воротнички, акулы рынка, пираньи свободного предпринимательства.
С утра до вечера они, не унывая, сновали по всем щелям империи, и постепенно, со сменой общеполитической обстановки, вся власть отошла к ним. Вооруженные законниками, юристами и знаниями они лишили акционеров даже эфемерной власти, так как защита теперь требовалась не для них, а скорее от них.
Ветераны подались во все тяжкие и попытались повоевать, как в юности, но быстро приуныли, так как молодняк оказался столь циничен и непредсказуем, что отморозки девяностых перед ними выглядели паиньками.
От откровенных бандитов их только отличала какая-то совковая тяга к символам и знакам, поэтому они оставили последнего акционера в качестве талисмана, выдавая ему ежемесячно по  десять тысяч рублей.
Еще они создали зал славы, где повесили его портрет в рамке, описали жизненный путь, привели семейные фотографии и сочинили гимн со здравицами и лестным словами.
Акционера больше всего раздражали не десять тысяч рублей, а гимн. Все казалось, что над ним издеваются, но, на самом деле, они его сочинили от чистого сердца, просто у них сердца такие.

Коммерческая деятельность

Я закончил Харьковское военное училище и служил в Мурманске-50 неплохо, так как гарнизон был секретный и надбавки шли высокие. Зарплата лейтенанта, служебная квартира и перспективы воинского роста.
Когда реформаторы развалили армию, сделали смешные оклады, а мы все что можно со складов продали, то я пошел к нашему коменданту и попросил отпустить меня на гражданку, так как никой возможности больше жить не осталось.
Комендант ответил: "Не могу, ты же ничего не нарушил, поэтому просишь меня о невозможном. Например, ты можешь подстрелить старшего по званию, открыть секреты Родины врагу или погубить солдат, но это никаким основанием для твоего отчисления не будет, разве только в звании понизят или отсидишь, поэтому отстань, " - и мне от этого поплохело.
Я думал и мучился семь дней, весь исхудал и высох, и непонятно к чему бы это привело, если бы в городе я не поделился своими горестями с армянином Давидом, который меня спас. От своего коньячного кооператива он выписал справку, что я занимаюсь коммерческой деятельностью. Это и послужило главным основанием моего увольнения на гражданку.

Литературная слава

Наш специалист по стандартам качества из глухой чувашской деревни не мог написать трех слов без ошибок даже при помощи встроенного редактора грамотности программы "Word". Это не было заметно, пока его не повысили до должности директора по развитию и не предписали надзирать за филиальной сетью. Новая работа в основном писательская и требует выпуска большого числа инструкций и положений. Теперь каждый день он сидит в углу офиса, что-то бормочет под нос и громко набивает двумя пальцами длинные и увесистые тексты. Когда мы проходим мимо, то он грудью закрывает от нас экран, будто мы воруем авторские права и специализируемся на плагиате.
Проблема не в том, что нам интересно, а просто его уже давно настигла слава. Когда он вечером уходит с работы, то мы читаем его писанину и растаскиваем на цитаты и афоризмы. Потом стоим в курилке и вслух смеемся до колик. Кто-нибудь один скажет слово из увиденного, а другие загибаются и держатся за животы. Кто-нибудь один напомнит смысл фразы, а другие не могут остановиться от хохота.
Когда директор по развитию проходит мимо, мы затихаем и только перемигиваемся за его спиной, еле сдерживаясь.