Идущий в себя. Часть V. Смерть

Грязь на дороге и небрежно раскидана,
Мокрый асфальт пропоёт неожиданно,
В лапах ползущего леса обыденно
Что-то печальное и безпричинное,
Шепчет, что день просыпался не так.

В шуме машин, пролетающих рядом,
Слышится гул, то что кажется адом...
Ближе и ближе, молекула, атом--
Свидание было, правда лишь с задом,
Но это уже не важно совсем.

Хотя в сером мраке, пылящейся ливнем,
Странная сила, бьющая бивнем,
Разносит по телу значения писем,
Когда-то написанных, чтоб стать невидным
Для этой печали в осеннем лице.

Величие, гордость и столько терпения
В каждом огне машин отречения,
Но всё-таки им не хватает биения,
Биения жизни для вдохновения
Смерти, ползущей из чёрной дыры.

Я раньше не думал, что холод и ветреность
Могут вселять и добро, и ответственность,
Правда всё это ценит лишь бешенность,
Та что живёт с поездами в беременность
Сотнями тысяч бездомных детей.

И там, где мигает жёлтым внимание,
Пытаясь найти среди душ понимание,
Там где со скрежетом бьётся сознание
С тем, что на этот раз терпит сжимание
От гидравлических ножниц в руках.

Там на обочине грудой страдания
Тихо подмигивал в такт умирания
Так по дурному разбитого манией
Жать на педаль с выполненьем задания
Стать новой жертвой дорожной тоски...

Вечер не думал менятся по мелочи,
Взял и разбил заложников смелости...
Дружно, всех разом... К подъездам в дом зрелости...
А мне почему-то напомнил о вечности
Отправив на встречу к прожитому дню.

Я помню предчуствие той неизбежности,
Которая долго в приступе нежности
Била в живот, говоря о неспешности,
А после плевала в приступе грешности
На кровью залитое ветром лицо.

Я сам и не знаю, зачем ищу, что ищу...
Вижу печаль, позаброшенный радостью...
В глупых стенаньях с озлобленной жадностью
Я проиграл эту битву с отважностью
И дохну в себе, как последний дурак.