Уроды. Ненормативная трагикомедия

Официальное предупреждение:
1) Данное литературное произведение перенасыщенно ненормативной лексикой.
2) Мнения действующих лиц отнюдь не всегда отражают мнение автора, и поэтому сам автор ни какой ответственности за своих героев не несёт.
3) Все действующие лица вымышлены, а совпадения случайны.
4) Если вам что-то окажется не по вкусу, что-то заденет вашу тонкую и
чувствительную натуру или же просто ваша психика повредится в процессе чтения -- это ваша проблема и автор здесь ни при чём.

Уроды. Ненормативная трагикомедия с выебоном.

Действующие лица:
Папа. Виктор Аркадиевич. Моральный урод.
Мама. Ирина Семёновна. Некрасивая дура.
Сын. Димка. Онанист и двоечник.
Дочка. Вера. Феменистка.
Дедушка. Семён Георгиевич. Ветеран, инвалид, маразматик.
Дворник. Будулай. Алкоголик.
Сын дворника. Вова. Дегенерат.

Действие Первое.

Гостинная. Окно плотно завешено шторами. На одной стене висит ковёр и дедушкина сабля. Под ковром стоит диван. У другой стены стоит книжный шкаф и письменный стол. На столе видно стаканчик для карандашей в форме человеческого черепа с подписью, "О, бедный Ёрик!". Над столом висит чёрно-белая фотография ещё молодого Семёна Георгиевича в обнимку а Мао Дзе Дуном. Посреди гостинной стоит длинный обеденный стол без скатерти. На столе полупустая бутылка водки и совсем пустой стакан. За столом на единственном стуле сидит Виктор Аркадиевич в пиджаке на голое тело и семейных трусах. Он тупо смотрит на водку.

Виктор Аркадиевич (слегка пьяным голосом):
***ня такая в жизни происходит
Что можно и мозгами ****уться.
Начальник, охуевший мудозвон
Ни как меня в покое не оставит.
Какого *** хочет эта ****ь
Конца проэкта в срок такой короткий,
Когда совсем несложно осознать
Бесперспективность нашей разработки?
Ещё жена без умолку ****ит
Что б я не пил, что денег не хватает,
Что не уплочено давно за свет, за газ,
За воду... и что скоро их отключат.
А нахуя мне это? Нахуя?
Готовит всё равно она хреново,
Воды горячей третий месяц нет,
А свет лишь раздражает человека.
И телевизор тоже заебал.
Дурацкие ток-шоу, хит-парады,
Реклама всякой дряни дорогой
И новости...

Виктор Аркадиевич кривится, наливает себе пол-стакана водки и отпивает пару глотков.

Виктор Аркадиевич (продолжая держать стакан в правой руке и жестикулируя левой):
Заливши бельма, смотрят алкаши
Симпозиумы разжиревшей мрази,
Друг-другу рвущей глотки что б решить
Как эффективней нас в дерьме измазать.
С таким же результатом подрочить
На порнофильм ты можешь. Всё равно ведь
На ходе действия оно не отразится
И жирный негр там выебет всех баб,
А ты останешься в обкончанной рубашке
И с ***м...
[Виктор Аркадиевич отпивает ещё глоток и продолжает]
...крепко стиснутым в руке.
До хрипа, тошноты, упадка сил,
До самой смерти спорят с перепою
О выборах. Но кто б не победил --
Отпедрит в жопу нас метровою елдою!

С этими словами Виктор Аркадиевич вскидывает руки и подскакивает на стуле в гипертрофированом ****ельном движении. При этом, остатки водки, находившейся в стакане, выплёскиваются на голову его жене Ирине Семёновне, входящей в квартиру.

Ирина Семёновна (с отвращением вытирая водку с лица):
О, Господи! Зачем же ты позволил
Мне выйти замуж за такого долбоёба?!
Старуха мать, пока была жива,
Пророчила мне всяческие беды.
Да и отец, почётный инвалид,
Тогда уже дошедший до маразма,
В просветах мутного рассудка своего
Меня остерегал. А я же, дура,
Не верила. Считала инжинер,
Играет на гитаре, комсомолец,
Не курит и практически не пьёт...
Ну чё раззявил пьяное ****о?
С утра нажрался. Сколько только лезет
Отравы в твой никчемный организм?!
Когда уже ты сдохнешь от цирроза?
О, Господи... Скорей уже, скорей...

Виктор Аркадиевич:
Ну нихуя себе такое "С добрым утром".
Сижу себе культурно, в пиджаке
И тонкой философией возвышен
О судьбах мыслю. Тут заходишь ты.
Кривое пугало, ты пасть свою закрой
И став у зеркала, глаза раскрой пошире.
Подумай, как вообще с такой женой
Не сделал харакири я в сортире?

Ирина Семёновна плачет. Входит дочь, Вера. Здоровенная деваха, метр-девяносто ростом, с короткой стрижкой и в грязной спецовке.

Вера (отцу):
Не трогай мать, небритая свинья.
[поворачивается к матери]
Настало время сбросить все оковы,
Из сковородок вывовать серпы
И угнетавшим нас бесстыжим шовинистам
Вломить по яйцам...
Сделать на земле матриархат,
Гринпис как правящую партию поставить.
Не будет войн, скандалов и разбоя,
А всюду сразу выростут цветы.

Вера мечтательно закрывает глаза, но Виктор Аркадиевич тут же обрывает её сладкие грёзы.

Виктор Аркадиевич (наливая водку в стакан):
Заткнись, уже в печёнках ты сидишь
И делишь место там с мамашей и циррозом.
[пьёт водку]
Задумки извращённые людей
Порой бредовей тестева маразма,
А рой гнилых и путанных идей
Доводит мозг до судорог и спазмов.
Всё Богом данное зачем-то отрицать,
Себя воображая в новом свете,
Так нынче модно. Ёб же вашу мать
Не благодарные, при****енные дети!
Все пидоры и прочая ***ня:
Вегитарьянцы, феменистки, трансвеститы
Печалят и нервируют меня
И дай мне волю -- все бы были биты.
Уродство если баба с бородой,
Мужчина в юбке -- признак сбитой планки.
Не станет жопа пидора ****ой,
А *** лишь в голове у лезбиянки.
Весь этот твой закос под мужика
Нелеп и дик как поп в публичном доме.
Ты хочешь поработать у станка?
Ты хочешь на разгруз металлолома?
А если выйти замуж вдруг решишь,
Могу представить этого я мужа:
Слабак, очкарик, загнанная мышь.
Ну что ещё придумать можно хуже?

Вера хочет что-то ответить, но в это время в гостинную на инвалидной коляске въезжает Семён Георгиевич.

Семён Георгиевич:
О чём так рас****елась молодёжь?
Как обезяны в жарком Уругвае
Бананы делят. Слышу ваш ****ёжь,
А вот о чём он нихуя не понимаю.

Виктор Аркадиевич:
Да вот, дочурка глупая моя
Рожать не хочет и ****ься тоже.
Хоть Бог ****у ей дал вместо ***,
На мужика стремится быть похожей.

Семён Георгиевич:
Порядка нет!

Виктор Аркадиевич:
Когда ж порядок был?

Семён Георгиевич:
При Сталине!

Виктор Аркадиевич:
Ну это уж, папаша, перебор.
Конц-лагеря, репресси, расстрелы.
Какой порядок? Хаос и террор.
***вое, короче, было дело.

Семён Георгиевич:
****ёж! Я помню будто наяву
Как немцев гнали из под Сталинграда,
Как падали фашисты на траву
Под рёв фанфар военного парада.
Летела радость с вестью по стране,
Летели над Рейхстагом наши танки,
Лаврентий Палыч молодой и на коне
Тащил за яйца Горбач ва на "Лубянку"...

Семён Георгиевич прикрывает глаза.

Виктор Аркадиевич:
Маразм крепчал, деревья гнулись
И все вокруг меня рехнулись.
Затих в карманах звон монет,
А водки в доме больше нет.

В этими словами Виктор Аркадиевич допивает остатки водки прямо из бутылки и уходит из гостинной.

Вера (презрительно фыркает):
Мужчины с играми кровавыми своими...
[делает паузу]
Да, немцев вы быть может там и пнули,
Но ты совсем с ума сошёл, дедуля.

В ответ на всё это Семён Георгиевич уже тихо храпит.

Действие Второе.

Всё та же гостинная. Семён Георгиевич спит. За письменным столом сидит Димка и делает уроки. Вдруг он резко кладёт книгу на стол и откидывается на спинку стула. При этом правую руку он суёт в карман тренировочных штанов и тихонько подрачивает.

Димка:
Читаю я, но что-то не пойму,
Старинный бред, типично-беспонтовый.
И не было ж вломы писать ему
На столько непонятно и ***во.
Короче так, имеем пацана:
Серьёзный, при понятиях, с братвою.
Его папаше настаёт хана,
А дядька в ЗАГС ***чит со вдовою.
Ну что не так? Пейзаж конкретный
Ведь дядька -- хрен авторитетный,
Мамаша тоже не дурна,
Кормить опять же пацана
Ей чем-то надо, а покойный
Добро, награбленное в войнах,
Оставил брату под контроль
И тот в стране теперь король.
Пацан же с горя пьёт спиртное,
Бензин вдыхает, клей вонючий,
Его потом конечно глючит
И наступает параноя.
Проснувшись утром с бодуна,
Хлебнув креплёного вина,
Он глюком давешним влеком,
Съезжает полностью умом.
Он мести за папашу ради
Мочить надумывает дядю
И мозг зациклив той задачей,
Всех во дворце потом ***чит.

[достаёт правую руку из кармана, а левую суёт прямо в штаны и продолжает дрочить]

Какой же он тогда герой,
Когда страну накрыв ****ой
И родичей за****ив всех,
Он взял на душу смертный грех?

Правой рукой Димка крестится, а левой усиленно дрочит. Входит Вера. Димка резко выдёргивает руку из штанов и краснеет.

Вера:
Ты не видал мой диск Земфиры?
[внимательно смотрит на брата]
Ага! Опять под стол дрочил!

Димка (смушённо):
Да нет, ну что ты? Я Шекспира
Сидел старательно учил!
Там много сказано ***ни,
Но ты мне Верка объясни,
Хотя бы в крадце, как ни будь,
Какая в "Гамлете" том суть?

Вера (презрительно):
А что там понимать? Там мужики,
Инстинктами животными ведомы,
За право угнетать несчастных женщин
Друг друга резали.
Отвага, справедливость, долг и честь --
Слова пустые для отмазок. Ерунда.
Вам нужно только выпить и поесть
И всех ****ь без всякого стыда!

Входят Виктор Аркадиевич с литром водки в руке и дворник Будулай в грязной телогрейке. Лицо Будулая заросло неопрятной бородой, чем-то напоминающей старую метлу. В ней виднеются хлебные крошки и рыбя чешуя. Его нос имеет фиолетовый оттенок, а вечно срезящиеся глаза -- красный.

Виктор Аркадиевич (гордо показывая Будулаю на сына):
Вишь занимается сыночек. Весь в меня.
Не то что дочь придурочная Вера.
У Верки на уме одня ***ня,
А этот может станет инжинером.
Но лучше пусть в политики пойдёт.
Бандиты и политики богаты,
А тут сидишь как полный идиот
И квасишь водку от зарплаты до зарплаты.

Вера (отцу, ехидно):
Ну раз вы с Димкой столь похожи,
Ты так наверно в детстве тоже
Дрочил с расцвета до заката
Что ходуном ходила хата?
А может даже прямо в школе,
Забыв про хитрые науки
И про натёртые мозоли,
Ты упражнял под партой руки?

Вера поворачивается к красному как рак Димке.

Вера:
Это вам не *** дрочить --
Математику учить.

Вера показывает Димке язык и убегает. Виктор Аркадиевич молча вхуячивает сыну подзатыльник. Димка плачет и тоже убегает. В комнате остаются только Виктор Аркадиевич, Будулай и посапывающий в своей инвалидной коляске Семён Георгиевич. Будулай разливает водку по стаканам.

Виктор Аркадиевич (разочарованно):
Жизнь -- гавно, жена -- дура, дети -- онанисты и двоечники.

Будулай (задумчиво глядя на стакан водки в своей руке):
Пить или не пить?
Вот в чём вопрос.
Что адекватней?
Мучаясь с похмелья, смотреть глазами трезвыми на мир
Иль выйдя из сует водоворота,
Послать всё нахуй?
Забухать. Запить.
Запить и может обосраться...
Вот в чём трудность.
Как не люблю я по уши в гавне
На койке в отрезвителе ужастном
Под утро просыпаться.
Нахрен мне держаться
За череп свой дрожащими руками
Дабы от боли он не расколоться
И горлом высохшим хрипя над унитазом,
Пытаться проблеваться горькой желчью,
Когда от всех страданий избавленье
В одном стакане?
Всё б хорошо, коль не отсутствие финансов,
Не в гной давно изъеденная печень,
А так же страшные ментовские дубинки
Меня пугали,
Внушая трезвым быть порой неделю
И не иметь возможности нажраться.
Так однотипная враждебная среда
Страдать нас заставляет бесконечно
И вечность, заключённую в бутылке,
В нас не пускает.
И так побыв немного трезвым, человек
***ет от отсутствия спиртного
И удручённый мрачным окруженьем
Лежит и сходит медленно с ума.

Виктор Аркадиевич (шутя, спонтом он -- Офелия):
Что в вами, принц?
Здоровы ль вы?

Будулай:
Здоров, здоров.
Ты тоже будь.

Чокаются. Выпивают.

Виктор Аркадиевич:
Какие сложные вопросы
Нам жизнь всё время преподносит.
Порой бывает вдруг проснёшься
Ты с ощущением стыда
И самому себе клянёшься
Что пить не будешь никогда.
Но наступает вскоре вечер
И навалившися на плечи,
За жизнь такую в сердце боль
В тебя вливает алкоголь.

Будулай:
Да, друг мой, в этом мы едины.
Здесь золотую середину
Необходимо обнаружить.
Дабы лицом не падать в лужу,
К примеру рюмкой каждый час
Держать в крови спиртной баланс.

Виктор Аркадиевич (поднимая стакан): За умеренность.

Чокаются. Выпивают. Задумываются. Через минуту раздаётся звонок в дверь.

Будулай:
А вот, Витёк, пришло и чадо
К нам деффективное моё.
Ему всегда зачем-то надо
Нас отвлекать когда мы пьём.

Входят Вера и двадцатилетний сын Будулая дегенерат Вова. Он бледен, дистрофичен и сгорблен. На его ногах много синяков, а так же сандали и натянутые по колено носки. Помимо этого, из одежды на нём имеются шорты, грязная футболка с изображением Микки-Мауса, пионерский галстух и бейсболка с надписью "Ура!". В руках вова держит старый погнутый пионерский горн. Лицо его небрито, глаза смотрят в разные стороны, а изо рта капает слюна.

Не обращая внимания на пьющих, Вера направляется к книжному шкафу и что-то в нём ищет. Вова остаётся стоять у двери и глупо улыбаться.

Виктор Аркадиевич (Будулаю):
Хоть пили мы с тобой не мало,
Мне неизвестна вещь одна,
Что часто интиресовала.
Скажи, а где твоя жена?

Будулай:
Жена моя с ума сошла...
Всё по тому что не пила.

Виктор Аркадиевич:
Да и моя наверно тоже,
Видать у всех одна беда.
Всем недовольна. Душу гложет,
Мол раньше лучше был, моложе,
Теперь на жопу стал похожим:
Не бритый, злой, кривая рожа.
Ну а тогда, тогда, тогда...
А что мне делать? Время старит.
Прошло почти что двадцать лет.
Ну да, наел немного харю,
Волос наверно трети нет.
Ну да, чуть нервный. Жизнь такая
Совсем нелёгкая моя.
А Ирка всё не понимает.
Не понимает нихуя.

Вова хихикает, но ни кто не обращает на него внимания.

Будулай:
Твоя хотя б жива, а эта,
Вскричав: "Карету мне, карету!"
И Вовчика к себе прижав,
С восьмого вышла этажа.

Виктор Аркадиевич: За упокой.

Чокаются. Выпивают. Вова плачет. Вера неразборчиво фыркает.

Будулай:
Вот так ушла, как капля в воду,
А мне оставила урода.
Тогда свой череп проломив,
Он всё равно остался жив.
Его травил денатуратом,
Крысиным ядом, всем что было.
Ведь лучше б он лежал в могиле
Чем рос таким дегенератом.
Нет, сука, выжил. Всё он снёс:
И ацетон и дихлофос,
В духовке выжил пидорас
И даже смытый в унитаз,
В гавне, помоях и слюнях
Вернулся он терзать меня!

Вова истерически ржёт. Свисающей как плеть кистью правой руки он лупит себя в грудь, при каждом таком ударе дёргая головой и клацая зубами, будто пытается укусить себя за левое ухо, от чего его обильные слюни веером разлетаются по всей комнате.

Вера (зло):
Вы -- мразь, отбросы общества, скоты.
Один уже загнал жену в могилу.
Теперь стремишься сделать это ты.
[дрожащим пальцем показывает на отца]
Ты хочешь что б и с мамой то же было!

Вера захлёбывается слезами, а Виктор Аркадиевич кидает в неё пустым стаканом, но промахивается и стакан разбивается об стену. Вера тут же подбирает с пола самый большой и острый осколок.

Вера (плача и безуспешно пытаясь порезать стеклом себе вены):
Я не могу смотреть на эту грязь,
На эту жизнь червей в навозной куче,
Страдать, на это глядя каждый раз.
Нет! Я не дам себя вам больше мучать.

От этого шума наконец-то просыпается Семён Георгиевич. Не понимая что происходит и всё ещё вероятно пребывая где-то в своих снах, он сначала откатывается назад и задевает книжный шкаф, который падает на Веру и припизживает её насмерть. Вова довольно хрюкает. Совсем шокированый падением шкафа за спиной, Семён Георгиевич выставляет вперёд единственную ногу и разогнавшись через всю комнату с криком "В атаку!", подкованной подошвой своего кирзового сапога ***чит Виктора Аркадиевича по яйцам. Вова издаёт на горне отвратительные звуки. Ополоумевший Виктор Аркадиевич, держась рукой за ушибленные гениталии, вскакивает на диван, срывает со стены саблю и матерясь рубит подушки, от чего по всей комнате летят перья. Вова роняет горн. Он смеётся, подпрыгивает и хлопает и ладоши.

Вова: Ура! Ура!

Входит Ирина Семёновна. Точнее вбегает с кухонным ножом в правой руке и недорезанной морковкой в левой. Она с ужасом смотрит на мужа, упавший шкаф и торчащие из под него ноги дочери. Ей навстречу поднимается Будулай, но останавливается, проткнутый ножом. Ирина Семёновна хочет что-то сказать, но когда она только открывает рот, Будулай вдруг вырывает у неё из руки морковку и запихивает её Ирине Семёновне в горло, от чего та задыхается и оба падают замертво в лужу будулаевой крови. Вова устало сидит у стенки, еле дышит, но всё ещё изредка хихикает. Виктор Аркадиевич спрыгивает и дивана. На него уже снова на полной крейсерской скорости летит Семён Георгиевич. Виктор Аркадиевич делает резкий шаг в сторону, после чего старик промахивается, а острая сабля входит ему в грудь по самую рукоятку. В дверях появляется Димка. Он без штанов. Лицо его перекошено страшной гримасой, а обеими руками Димка яростно дрочит. Виктор Аркадиевич выдёргивает из тестя его собственную саблю. Он стоит посреди гостинной, хмуро глядя на трупы и уже не обращая ни какого внимания на мастурбирующего сына.

Виктор Аркадиевич:
****ец! Жена погибла не за ***.
Мой собутыльник лучший, окровавлен,
Пал под ударами кухонного ножа,
А грузом пыльных знаний книжных
Убита дочь. ****ь его в качель!
Я сам, своею собственной рукою
Зарезал ветерана многих войн,
Зарезал собственного тестя, а менты
И остальных мне тоже припаяют,
Ведь то что здесь у нас произошло
Не объяснить простому человеку.
Сидеть мне в зоне до исхода дней,
Где старческую задницу мою
Вертеть все зеки будут на хую
И наслаждаться мукою моей.
Так жить нельзя.

С этими словами Виктор Аркадиевич до середины втыкает саблю себе в живот. Он падает на колени перед мёртвым Семёном Георгиевичем и хрипит. Вова медленно встаёт с пола. Его бледное лицо расслабляется и внезапно приобретает осмысленное выражение, а глаза перестают блуждать и сосредотачиваются на Викторе Аркадиевиче. Вова с хрустом распрямляет спину. Его руки перестают дёргаться и он начинает напоминать вполне нормального, но очень усталого человека. Вова сплёвывает на пол накопившуюся во рту слюну и с трудом идёт в сторону Виктора Аркадиевича.

Вова (слабым бесцветным голосом):
Как я устал смотреть на это всё.
На примитивные убогие стремления
Народной массы, что в себе несёт
Лишь только эгоизм и самомнение.
Да, все правы.
Здесь каждый прав во всём.
На этом вы
И строили свой дом.
Здесь каждый -- свой кумир и идеал.
А до других кому какой дело?
Но я уже от этого устал
И видеть боль мне вашу надоело.

Вова выдёргивает из хрипящего Виктора Аркадиевича саблю и резким движением рубит ему голову. Глядя на это, дрочащий Димка хватается за сердце и падает на пол в конвульсиях. Из его рта течёт тонкая струйка крови. Вова снимает бейсболку и от его головы начинает исходить яркое сияние. Крепко сжимая правой рукой саблю, левой Вова поднимает за волосы голову Виктора Аркадиевича.

Вова (держа голову на вытянутой руке и поворачиваясь так что бы голове было хорошо видно всё окружающее безобразие):
Смотри! Смотри! Ты этого хотел!
Ты наплевал на дом, друзей, семью!
И в идеале кучей мёртвых тел
Они лягли в гостинную твою.

Вова ставит голову на стол рядом с черепообразным стаканчиком для карандашей, поворачавается к торчащим из под книжного шкафа Вериным ногам и продолжает.

Вова:
Себя всю жизнь искала ты
Там где душа твоя не сделала и шага.
Какая там свобода и цветы?
Гавно, мазут и грязная общага!
[показывает саблей на Семёна Георгиевича]
В мозгах промытых с детства человека
Дворцом мерещится всеобщая тюрьма.
Живущий смутным прошлым, ты калека,
Ты инвалид не тела, а ума.
[подходит к Ирине Семёновне]
Что? Думала, удачно выйдя замуж,
Себе ты всё на свете обеспечишь?
*** с маслом! Ты отсутствием любви,
Плюс постоянными доёбами своими
И сделала его на столько чёрствым.
О чём ты думала, когда ты подбивала
Его всё время ****ить на работе
Различную ненужную ***ню,
А после сплетни злые распускать
О всех сотрудниках и жопу
Целовать начальству?
[с тоской смотрит на Будулая]
Ты -- пастырь неухоженных ханыг,
Пророк помоек, мусорный мессия.
Ты так был близок, ты почти достиг
Того что так боятся знать другие.
Но ослеплённый грустью и тоской,
Ты отступил в ряды таких же сирых,
От осознанья убегающих в запой
И пьющим по неубранным квартирам.
Да, мать смотреть на это не могла.
Упадок гения. Ей это надоело.
Она устала и она ушла,
А я остался что б твоё продолжить дело.

Вова смотрит на Димку и уже открывает рот что бы что-то сказать, но потом кривится и раздрожённо машет рукой. Он идёт к окну, по пути роняя саблю на пол.

Вова:
Чем так велик и славен человек?
Где разум? Где духовность? Где свобода?
Будь проклят этот адский мир на век
За то что создаёт одних уродов!

С этими словами Вова срывает с окна шторы и комнату заливает ослепительный солнечный свет.

Занавес.