Роман, которого не было

Роман, которого не было
А.Т.

Сегодня
Книжка в шоколадной обложке закончилась. Я закладывала ее оберткой от шоколадки, такого же сладкого цвета, как тайна, растущая во мне, и когда я прятала книгу в стол, золотые буквы шептались с черными, жившими на страницах цвета ванильного мороженного. Мои пальцы, бежавшие по строкам, были словно корни, тянущие жизнь из земли. Моя речь, напитанная чужими мыслями, стала загадочной для меня самой. Потом, с грустью погладив загорелую спину первой, самой сладкой книги, я вышла на весеннюю улицу, полную синего воздуха. Оттуда со мной вернулись две другие истории: одна голубая, как весеннее небо, другая зеленая, как первая трава, но обе были холодны, как лед. Они предвещали конец романа, который так и не начался. Романа, которого не было.

Вчера
Как смешна бывает любовь некрасивых людей. Безответная любовь неудачника. Счастливая взаимность двух неудачников. Неудачники ходят за мною, хмурое лицо, должно быть, означает серьезность чувства.
«Какие твои любимые цветы?»
Я люблю все цветы. А еще люблю свободу. Не только свою.
Но свобода и разум – вещи, пожалуй, взаимоисключающие.
Все мои подруги – незамужние - смотрят «Дневник Бриджет Джонс» и пытаются завести роман. Их настроение невольно передается и мне, человеку многосемейному, потому что весеннее солнце и –
«Ужасно занят, ужасно. Устал уже бодаться со всякими козлами…»
Тут я осторожно смотрю по сторонам, стараясь не оглядываться назад: легкая добыча не станет сладкой.
Бывают, оказывается, мужчины, которые мне нравятся и при этом читают книжки.
Знаешь, какой мой любимый рассказ у Шекли? Про ирландское рагу. Про то, как можно быть круглой, белой, правильной луковицей или острой, рыжей, язвительной морковкой. Бриджет Джонс даже не луковица, а вареная капуста. Она делает не то, что хочет, потому что ничего не хочет. Она не умеет даже поддаваться соблазнам. Все ее вялые телодвижения выглядят отвратительно.
Две девушки, сошедшиеся на почве любви к одному мужчине, за обедом пожирают его глазами.
«Вы крайняя?»
«За мной еще человек подойдет. Вы знаете, нас трое».
«Да все уж знают».
А он рокочет что-то о книгах, не менее интересное, чем сами эти книги, причем я стараюсь вникнуть в смысл сказанного. Мучительно пытаясь абстрагироваться от интонаций. От того, что передо мной стоит интересный мужчина, не просто умный собеседник. Да он и вправду говорит что-то интересное! Настолько, что одна из присутствующих здесь дам толкает его в бок: «Не грузи!»
Вот и ступай к своим «не грузи», «скоро буду», «хочу вон то», «посмотри на себя», «bless you», в конце концов, потому что бегать за юбкой – еще куда ни шло, но бегать за брюками… Даже выражения такого нет.

Сегодня
Много тайн в столе. Чтение книг под столом в рабочее время, словно в школе под партой. Чужие книги, чужие мысли, прилипчивые, как зараза. Ворох собственных мыслей, разношерстных, растрепанных, клокастых. Память предает нас гораздо раньше, чем это принято замечать. Вот они, твои романы, которых ты не помнишь. Они были. Они в этих желтых страницах, в этих синих чернилах. Наверно, роман со словом – самый долгий роман, который только и был на самом деле, длится вместе с тобой и умрет только вместе с тобой.

Вчера
«Вы крайняя?»
«Знаете, за нами еще один человек…»
Ничего. Мы выросли. Прошли времена, когда все были первыми. Сейчас это было бы по меньшей мере смешно.
Оказалось, что бедность не всегда сопутствует молодости. Мы уже обеспечены, хотя все еще молоды. От мужчин пахнет хорошим табаком, дорогим одеколоном, кожей и бензином. От женщин – мандаринами и легким вином.
Выходя на морозную улицу, смеешься: флирт на службе запрещен до шести.
Возвращаясь домой, согреваешься в объятьях: здесь только тебя и ждали.
Хуже рассматривать останки погибшего ужина, холодные и бесполезные, как вчерашний день, и думать: вот еще один мой день прошел в ожидании, а любить надо –

Сегодня

В моих ушах поселилось эхо легких ножек Золушки,  сбегающей по бесконечной лестнице дворца. Полуночная стрелка строго поднимает палец, словно призывая к ответу. И Золушка торопится не то скрыться, чтобы кануть вместе со вчерашним днем, сохранившись в нем прекрасной, как мошка в янтаре, не то успеть запрыгнуть на подножку дня наступающего, чтобы не остаться в обнимку с крысами и тыквой. Но пока никто не знает ее решения. Она просто бежит, и потому неподсудна.
Однако ей отпущено всего двенадцать ударов.
Первые романы, которых не было, черным снегом падают на бумагу.
Поздние романы, которых не было, прячутся в железном сейфе компьютера. Один щелчок – и полжизни уходит под воду, как Атлантида.
Обязательно ли решать, обязательно ли делать сомнительные ставки? Возможно ли замереть посреди вязкого времени, между двумя ударами?
Обе руки тянутся каждая за своим яблоком, но у меня только один рот.
Тот, кто назовет заветное слово, выпустит на волю волшебника, скрытого в темной пещере.
Тот, кто войдет в дом, отыщет в нем красные шторы, музыку и свет.
«Здесь только тебя и ждут».
Ждут.
Свечи успели оплыть.
Музыка глохнет.
Ноги танцоров устали повторять однообразные па.
Утомленное веселье перевалило за полночь.
В рассветной полумгле все яснее проступает  -

Завтра