Скрип кровати

***
В объятья первого хамсина
От страсти стонущей Далилой
Упала стерва-Палестина,
А я - в твои объятья, милый.

Для ночи догола раздета
Луна - бесплатная блудница
На бледный пенис минарета
От вожделения садится.

Дрожат у пальмы в пыльных лапах
Соски созвездия Змеи,
И всех моих соперниц запах
Впитали волосы твои.

И я не понимаю  снова:
До коих пор, с которой стати
Я все тебе простить готова
Под неуемный скрип кровати.

***
Я знаю, что такое счастье:
В обнимку пребывать в нирване
На развалившемся на части
Давно продавленном диване.
Весенняя суббота, утро,
Пейзаж в окне весьма убогий -
И наблюдает кама-сутру
Пологий купол синагоги.
А интерьер еще вмещает
Уже ненужное богатым,
И джаз дивана не смущает
Ушей соседки глуховатой.
И вечности ползет кривая
В ленивый полдень - по старинке
Не одеваясь, допиваем
Вино вчерашней вечеринки.
И дым дешевых сигарет
Вбирая легкими до спазма,
Несем веселый легкий бред,
Как послесловие к оргазму.

***
Мы обнаружим не роман, не повесть,
А лишь сюжет для крошечной новеллы,
Когда на койку, чистую, как совесть,
Меня уложишь ложью неумелой.

Мы обнаружим не ума палату
И даже не палату психбольницы,
Когда проснемся утром поздновато,
Чтобы на яркость солнца разозлиться.

Мы обнаружим Ялту или Сочи
Вчерашней жизни, прожитой немудро.
Чего от нас еще Всевышний хочет? -
Ведь вечер был уже - и было утро.

МЕНАДА
Взахлеб, взасос, сползая на колени,
Срывая с тела все, чтоб не мешало,
Я захотела стать менадой шалой
В магическом фаллическом моленье.

Взахлеб, взасос изласканный отросток,
Продолговатый идол - ты заложник
Скольжения во лжи движений сложных
И наслаждений обоюдоострых.

Взахлеб, взасос вберут прибоя губы
Слюну волны с окатышем блестящим
И, поглотив, на глубину утащут,
Дыхание перемыкая грубо.

Взахлеб, взасос, горячий гладкий камень,
У глотки кляпом вкус горчащей соли,
И уст усталых алые мозоли
Над нёбом с пенистыми облаками.

Взахлеб, взасос, распатланной менадой,
Солено-горькую глотаю жижу.
За нрав языческий и за язык бесстыжий
Других наград менадам и не надо.


***
Возвращаешься поздно, сославшись на срочное дело,
Под прицелы моих ядовитых укоров.
Никогда не смирюсь, даже если б серьезно хотела
Укротить свой ревнивый придирчивый норов.

Новой версией больно под дых садани,
Прежде чем, вознесет нас, лишая одежды, цунами
Плотоядных желаний, которые в лучшие дни -
За гомеровским облаком - Эрос делил между нами.

И древнейшей игры произвольно меняя условья,
Острой солью злословья приправив варенье-вранье,
Изливайся горчащей, горячей своей нелюбовью,
Словно мутной слезой в нежеланное лоно мое.

***
Промокшим и продрогшим привиденьем
Ты появляешься в моем дому.
Ночь, ливень, нет автобусов и денег,
Чтоб взять такси - и я тебя приму,
Укрою мягким пледом... Ласки вдовьи
Куда милей чем лезвие по венам.
За полчаса, пресытившись любовью,
Становишься предельно откровенным.
Сюжетам позавидует Лимонов,
И черти покраснеют в Преисподней:
Подробности своих романов новых
Вонзай в меня, мой ангел прошлогодний!
   
***
Отпусти мой грех погулять,
Отпусти до сытых времен,
С ярлыком "последняя ****ь"
Для орды забытых имен.

Отпусти мой грех - он уйдет,
Чтобы не сбежать по трубе.
Не такой же ты идиот,
Чтоб его держать при себе.

***
Эпизодический герой,
Случайный в многотомной жизни,
Ты вел себя смелей, капризней,
Наглей, чем главные порой.
Любовник первый и второй
Тебя в упор не замечали.
Но сколько между строк печали
Навеяно твоей игрой.

***
Мы отправляемся в круиз
От нелюбви до нелюбви.
Оставь на берегу цинизм,
Бери билеты - и плыви,
Чтоб полюбить меня некстати,
Раскачиваясь волнам в такт.
Желанный, кто тебе заплатит
За этот половой теракт.
Вон впереди по курсу справа,
Касаясь тощей мачтой тучи,
Под рваным парусом кровавым
Голландец затонул Летучий.
Я от крушенья в шлюпке хрупкой
Спасусь и доплыву домой.
Душа у женщины - под юбкой.
Не лезь туда, желанный мой.

Экзотика
На самом деле было хорошо
Спать у костра в обнимку с чужаком,
И в ледяную воду - нагишом,
И по безлюдным скалам - босиком.
И падая в косматую траву,
На варварском наречье этих мест
Шептать ему, что грежу наяву,
Что здесь мне никогда не надоест.
Но твердо знать, что это эпизод:
Через неделю, если повезет,
За мной сюда вернется вертолет
И на Большую Землю заберет.

***
А знаешь, так уже бывало...
Суббота, делаясь опальной,
Твой профиль пальцем рисовала
На запотевших стеклах спальни;

И тихой сапой, тихой сапой -
В окно холодное нахальней
Стучала опахалом, лапой
Обглоданной ветрами пальмы.

От крыши оторвало дранку -
И громко зазывала Бога,
Картаво блея спозаранку
Нестройным хором синагога.

Портреров пыльная когорта
Ущерб стены скрывала глухо,
Стол и останки натюрморта
Лениво облетала муха.

Что делать, если я нужна
Тебе, как симулянту клизма? -
И обдает стихов волна
Апофеозом онанизма.

***
До утра - на колени утробного рабства нагого,
И тесней не прижаться уже, и движенья синхронны.
Этот кайф нам в Эдемских садах даровал Иегова, -
Но за грех ослушанья - изгнанье и рок похоронный.

Мы - ослушники: слушали шепот шипящий инстинкта,
Что под шелест шершаво свивался спасательным кругом.
И фруктовых запретов испита крепленая пинта,
И шептун шепелявый упругий упрямо поруган.

Мы наги и безгрешны - я кремень до неба доброшу,
Где сквозь линзу  луны наблюдает ханжа Вездесущий,
Как изгнанники, пришлые в здешней земле нехорошей
Обретают бессмертье и прежние райские кущи.

***
Ты прошел сквозь меня, как Орфей сквозь зеркальную гладь,
В преисподню безлюбья, к покойным своим Эвридикам.
Мне осталось осколками скользкий твой путь устилать,
Отражая лишь миф о тебе в искажении диком.

Мне осталась косая от флюса луна в небесах,
Пустозвездых густых небесах мусульманского юга,
И тактильная память о длинных и гладких твоих волосах,
По сосцам у меня проползавших упругой змеюгой.

Мне остался - врачи называют - "летальный исход":
Летним вечером к Лете забвенья претензий не много.
Эта Лета на улице Алленби пересекается вброд,
По фекалиям аргусов, лающих под синагогой.

Боль и память умерив, умелым дантистом Харон
Дани ищет в немых гнилозубых провалах.
Я открыта для жизни и смерти с обеих сторон,
Из которых по острым обломкам себя доставала.

Не достанься Харону! Храни тебя местный Аллах
Под перстом минарета - для дактилей, ямбов, хореев,
Для сквозных силуэтов в изломанных злых зеркалах.
Не твоей ли кровищей расщелины их багровеют?

НЕКРОФИЛИЯ
Созвездье Девы гневно и глумливо
Осколки звезд швыряет в укоризне
Сюда, в твою могилу под оливой,
Такую непригодную для жизни.

Страсть - эта неразборчивая стервь,
Ведет к ограде со скрипучей дверцей.
Все приходяще - вечен только червь,
Тоннель сосущий в нестучащем сердце.

Я к трупным пятнам припаду губами,
И губы мертвые сожму живыми,
Летучей мышью закружит над нами
Бездомный ангел, потерявший имя.

За привкус тлена или запах гнили,
Сверчка молитву, мотыльков порханье -
Хвала и честь тебе, некрофилия,
За эти стоны страсти с придыханьем.

Их совье эхо ухает рефреном:
"Не предавайтесь будничным заботам!"
Так пусто здесь, на кладбище смиренном
Бывает, милый, только по субботам.

***
...И когда - при полном отсутствии Бога в душе,
мыслей в мозгу, на устах признаний -
плоть оказывалась  неглиже
на прокуренном жестком чужом диване,
продолжая чей-то ничейный спор:
"...У тебя на одну хромосому меньше,
моего ребра не видал в упор
несправедливый небесный фельдшер -
и нельзя в зенит - прозябай в неволе
деревянной, стеклянной и оловянной,
а еще инь-янной -
хоть про это и не проходили в школе...".
Мне пора домой, в номинально мой
дом, построенный на расчете,
и по трассе вниз - поворот, другой -
как в свободном паденьи, пареньи, полете:
светофора пульс и шуршанье шин
по шоссе с дождем до немых вершин
возвращенья... А безразличие
и когда при полном наличии...

***
Дорога скатертью ушедшим от меня.
Счастливого и доброго пути,
Который извивается, маня,
И по которому легко уйти
За наслаждением в других постелях,
За аппетитом у других столов,
Да будет путь ваш розами усеян,
И чтобы розы были без шипов.
По ним ступайте радостней, небрежней,
Чем по моей заснеженной стерне.
Пусть ангелы с моей улыбкой прежней
К вам иногда являются во сне.