Умелец Егор Кузнецов

У заводчика Демидова
не идёт смешок с лица:
он затей хитрей не выдывал,
чем затеи кузнеца.

Тот затворами железными
потешал честной народ
и машинами полезными
оснастил родной завод.

Но Демидов не привыкнет сам:
потеряешь – где найдешь?
А с Егора так и сыплется
золотой рублёвый дождь.

По изобретенью каждому,
что создал на риск и страх,
видим хватку Леонардову
и да-Винческий размах.

Взгляд пытливый, лик породистый,
и лобаст, и горбонос.
Он не строит через брод мосты,
он в хозяйство крепко врос.

Что ему природа-мать дала,
он забрал от тех щедрот.
В жизнь влетал он, как полёт орла,
и парил поверх господ.

От хозяев уважение,
не стесняясь, принимал.
Все Егора предложения
шли в особенный журнал.

Он железу от Демидова
выдавал путевку в свет.
Им тогда весь мир завидовал:
лучшего железа нет.

Чрез его успехи бурные         
знаменит хозяин стал:
самым первым в металлургии
ввёл сортопрокатный стан.

Но к соседям нет презрения,
и хозяин мысль даёт:
«Поезжай-ка в Тулу к гениям
на ружейный тот завод.

Обучись клепать винтовочки
(подучусь к тому ж и я),
чтобы делать заготовочки
мелкопульного ружья.

И письмо летит – остра строка.
Пишет генерал Ярков:
«Твой Егор гостит у нас пока,
посрамляет мужиков.

А винтовка им сработана  –
нашим тульским не чета:
не в пример быстрее бьёт она
и не мажет ничерта».

Был завод богат талантами,
не единственный Егор.
Занялся кузнец курантами,
в выдумке сметлив и скор.

Если посмотреть критически,
он не верил в чудеса:
календарь астрономический
поместил в своих часах.

Лунный лик представлен фазами,
Солнце по небу идёт.
В каждом дне святые названы,
виден високосный год.

В стиле атласа научного
разрисован циферблат,
После боя благозвучного
песни разные звучат.

А когда подённый стаж ему
пробил в семь десятков лет,
понял: господину нашему
до рабочих дела нет.

Жизнь в боченке не утоплена,
не затуплен острый ум.
Дай, потрачу что накоплено,
на последний свой триумф!

Откую коляску лёгкую
с дышлом, чтоб на двух коней.
Краской масляной не блёклою
распишу цветы на ней.

Между задними колёсами
музыкальный механизм.
В нем мехами, как насосами,
дует воздух вверх и вниз.

Органола двух-октавная,
там пятнадцать труб внове,
музыка играет славная –
всех мелодий двадцать две.

Все, что сказано, не басенка.
Дрожки вышли, как желал.
Крепостной маляр Дубасников
щедро их размалевал.

И в «каретном» том художестве,
как сюрприз для кузнеца,
говорят, в немалом схожестве
вид Егорова лица:

взгляд пытливый, лик породистый,
бородат и горбонос,
надо лбом его надбровистым
пугачевский лёг начес.

Эти дроги музыкальные
всю Москву повергли в шок.
Эти песни уникальные
развели тоску дорог.

Эту роспись многотравную
покрывал хрустальный лак
А личину эту славную
каждый узнавал и так.

Он коней и дроги вычистил,
роспись лаком подъярил,
преподнёс ее величеству,
как диковинку дарил.

И царица, так растрогана,
говорит: «Ей-богу, граф,
не хочу с тобой быть строгою,
волю дай, и будешь прав.

Подписал Егору вольную,
ублажил царицу-мать.
Ситуацию крамольную
побоялся нагнетать.

Но для вольной жизни не было
у Егора больше сил,
ничего уже не требовал,
лёг и в бозе упочил.