Хроники поручика Ржевского. Проигрыш

Милостивые государи! Вспоминая поручика Ржевского, нельзя не вспомнить и о его пристрастии к картежной игре.
Карты поручик весьма любил и, право же, господа, сия великая страсть в его широчайшей душе приводила, случалось, к столь же великим последствиям.
Смею заверить вас, дамы и господа: кто не видел поручика в Бородинском сражении, тот вообще ничего в жизни не видел. Сей любимец Марса легко отражал все атаки неприятеля, паля в наступающих французов с бедра из двух пистолетов одновременно. Совсем уж наглых он, заразительно хохоча, отгонял шпагой и время от времени орал денщику:
- Афонька! Шампанского!
И стрелял в супостатов пробкой.
Видит Бог, господа, еще немного, и поручик выиграл бы не только баталию, но и войну. Однако же, на горе нам и нашему любезному Отечеству, он вдруг заметил среди французов своего старинного парижского знакомца, бригадира Жерара, такого же отчаянного, надобно сказать, картежника.
- Ба, ба, ба! – закричал наш герой. – Жерарчик, тебя ли вижу! Вот уж кому рад
так рад! Афонька, шампанского!
Покончив с объятиями и вопросами вроде «Надолго ли к нам?» и «Как добрались?», наш доблестный гусар предложил гостю:
- Жерарушка, а не перекинуться ль нам в картишки?
- Уи! – радостно кивнул француз.
Афонька расстелил походный коврик, и приятели тут же, под свист картечи и звон булата, принялись шлепать картами.
Время близилось к обеду, французы двигались как тучи, и все, знаете ли, на наш редут. Сражаться без поручика было, конечно, скучновато, но мы понимали: наш славный Ржевский тоже бьется сейчас с супостатом, только на ином поле. Чуть выдавалась свободная минутка, мы бежали посмотреть, как идет игра.
Игра же у поручика, шла, увы, неважно. Сперва он проиграл всю наличность, включая эскадронную казну, затем своего жеребца по кличке Подпоручик и личное оружие, потом Афоньку, которого Жерар звал на французский манер – Альфонькой, и, наконец, нашему герою пришлось расстаться с великолепным гусарским мундиром.
День клонился к вечеру. Мы побили противника по всему фронту, и Бонапарт угрюмо сидел на своем барабане, избегая глядеть в нашу сторону. Тогда мы приблизились к Кутузову и спросили:
- Ваше Сиятельство, прикажете наступать?
Светлейший проснулся и мудро спросил:
- А что поручик Ржевский?
И тут подошел поручик. Увидев его, господа, все мы содрогнулись. Оказывается, он успел продуть все, абсолютно все, что только могла ему подсказать продуть его не знающая преград фантазия. И теперь он стоял пред нами обнаженный и прекрасный, как античный бог, лишь обернув свои легендарные чресла Афонькиной портянкой.
- Господа, - сказал наш герой, и его мужественный голос слегка дрогнул, - Надобно не наступать, а отступать. Я проиграл французу Москву.
Наступило несколько напряженное молчание, которое князь Багратион разрядил отменной шуткою.
-   Харашо хоть Тбилиси нэ проиграл, генацвале, - сказал он.
Все расхохотались, а Кутузов снова проснулся и произнес историческую фразу:
- С потерей Москвы еще не потеряна Россия, но с потерею господином поручиком гусарской чести было бы потеряно все. Трубач, играй отступление.
Зазвучало соло на трубе, и мы двинулись отступать. Всю дорогу до первопрестольной Ржевский предавался меланхолии, а мы, как могли, утешали его:
- Поручик, голубчик, да Бог с ней, с Москвой, пусть подавятся басурманы!
- Нет, - благородно отвечал сей великий муж. – Я отыграю, право же, отыграю!

Прошел месяц. Французы хозяйничали в Москве. Мы коротали время в уютном лагере среди лесов и огородов. Поручик Ржевский каждую ночь ползал в разведку в надежде встретиться с бригадиром Жераром и отыграть у него Москву, но Жерар, ходили слухи, беспробудно пьянствовал в публичном доме на Тверском прошпекте, а пробраться туда не было никакой возможности из-за громадных очередей.
По утрам наш храбрец возвращался злой как черт, с больной головой и опухшими веками. Он рассказывал, что сделали иноземные захватчики с нашей любимой столицей, и сердца наши сжимались от горя и гнева. По всей Москве французы наоткрывали всяких дискотек, баров, казино, бистро (слова-то какие, Господи!), наводнили первопрестольную вместо кваса кока-колой, вместо блинов хот-догами…
Но вот однажды дождливым утром Ржевский прискакал в наш лагерь на своем любимом длинноногом жеребце Подпоручике. На любимце Марса был залитый портвейном мундир, следом бежал Афонька-Альфонс. Глаза поручика сверкали отважно и гордо.
- Отыграл у француза лошадь, Москву и Афоньку! – просто сказал герой.
- Спасена Россия! – вне себя от радости завопило все наше славное воинство. – Ура! Ура поручику Ржевскому!
А Афонька, самодовольно почесывая грудь, авторитетно заявил:
- Окромя хранцузской любви, ничаво у них хорошего нема.
В тот же день французская армия оставила Москву.