Зачем цветут глаза на дальнем берегу?

"Я не выбираю музыку! Музыка выбирает меня!" - Малер

 
С ним случилось нечто совершенно непредвиденное. А начиналось всё как обычно...
Он кропотливо готовился к отъезду, ничем в этом не отличаясь от своих собратьев, получивших разрешение на выезд. Была какая-то неувязка с документами, вызвавшая необходимость его поездки в Москву за разъяснениями, затем традиционная ссора с тещей из-за какого-то пустяка по возвращении, затем объяснение с женой по поводу этой ссоры, затем конфликт с детьми на почве дурного настроения, затем... Но хватит об этом.
Наконец всё это позади, и они в самолёте дальнего следования. Казалось, теперь можно бы расслабиться, но мешал страшный шум двигателя под самым его носом. А самое главное – мешало то, что не удалось из-за всей этой предотъездной свистопляски проститься с матерью.
Однако уж больно сокрушаться по этому поводу не было никакой возможности, так как рёв мотора был совершенно невыносим и косил все мысли на корню. А всё оттого, что вдруг в самолёте не хватило мест, и ему как наиболее молодому из пассажиров-мужчин было предложено занять пустующее место у самой кабины пилота. И что ему было делать?! Выбирать не приходилось!
И вот сейчас он сидит там, откуда все давно уже сбежали, и мучительно пытается заглушить мыслями этот неимоверный рёв, казалось режущий его мозг на части. Нещадно ломило в висках.
Как долго это продолжалось, он оценить не мог, поскольку выпал из обычного понятия времени. Наверняка он знал лишь одно – это должно когда-нибудь закончиться. Надо только дожить до этого момента. И он цеплялся за эту ниточку надежды как за спасательный якорь.
Однако якорь не спасал, и он внезапно ощутил, что погружается во что-то липкое и похожее на беспамятство. И когда совсем уж было погрузился в это ничто, к нему вдруг прорвалась какая-то неземная музыка, похожая разве что на музыку сфер, если б он когда-либо слыхал её.
- Что это?! – молнией блеснуло в почти отключенном мозгу. – Близость к Богу?!
Однако больше это походило на близость смерти.
- Так вот она оказывается какая, смерть, - метнулось в нём. – Так ведь это вовсе и не страшно! Это прекрасно!
И так как музыка продолжала звучать в нём, он подумал, что уже умер и что правы утверждающие, будто умирает лишь тело, а что-то такое, чему нет названия, продолжает своё внеземное существование.
Он не слышал гОлоса, взывавшего пристегнуть ремни, как не слышал и толчка шасси о ленту посадочной полосы.
В себя он пришел только после полной остановки винтов, вызвавшей мгновенную мёртвую паузу в самолёте. И этого узкого интервала времени между рабочим шумом мотора и последовавшей за этим праздной разноголосицей толпы пассажиров оказалось достаточно для его возвращения в реальный мир. Впрочем, состояние его оставляло желать лучшего, но он сглотнул, и его отпустило.
Ничего не сказав жене о пережитом опыте, он последовал вместе со всеми к выходу. Получив багаж, прошел таможенный досмотр и проделал все остальные неизбежные процедуры, требуемые от него фактом прибытия на жительство в другую страну, после чего зажил тривиальной жизнью новоиспеченного эмигранта.
И всё бы ничего, если б в эту жизнь периодически не вторгалась музыка, опрокидывая весь её привычный уклад. Причём мало сказать, что раньше он музыкой не интересовался. Он даже не владел основами музыкальной грамоты, так что играл он теперь на слух на приобретенном с этой целью органе. И так как нот он не знал, то всё время боялся что-то забыть и упустить, но почему-то ничего не забывал и не упускал, а всё прекрасно помнил.
Наконец музыка овладела им настолько, что он забросил всё остальное, потому что оно казалось ему каким-то суррогатом, то есть совсем не важным, а только фоном для музыки, которая звучала в нём, поглощая его всего целиком.
Разумеется, с этим не могла смириться жена, на плечи которой свалилась теперь вся забота о семье и которая совсем не понимала происходящего с мужем, относя всё за счёт потрясения в связи с переездом. К тому же музыки мужа она не ценила, считая её блажью, не стоящей внимания и никуда не ведущей.
Понятно, что долго такие взаимоотношения тянуться не могли, и вскоре они миролюбиво расстались по обоюдному на то согласию, как в своё время и сошлись.
И только теперь он окончательно освободился от всех помех для своей музыки. Он ходил в стоптанных башмаках, надетых на босу ногу, не замечая этого. Носил пиджак с чужого плеча, подобранный им на какой-то свалке, которыми так изобилует Нью-Йорк. Питался как придётся и не видел ничего и никого вокруг. Он носил в себе музыку, боясь расплескать её неосторожным движением.
Увидели его. И это была женщина, тонкая и трепетная, у которой в жизни тоже вроде ничего не клеилось. Но это только на чужой "трезвый" взгляд. Ей же казалось, что так и надо жить – без особой программы, как полевой цветок, просто видя и любя мир внутри себя и каждую былинку снаружи.
И она видела и любила всё и всех, включая его.
Он уступил ей, не противясь общению и впустив её в свою новорожденную душу, потому что ощутил их первозданную связь. Он рассказал ей о происшествии в самолёте и показал плотный шарик, образовавшийся на мочке уха в результате этого.
А ещё он играл для неё.
Вот "Ностальгия". Она слушает и постигает своим внутренним взором: идёт печаль – невыносимая, на разрыв аорты, доходит до предела невозможного, крещендо – больше не выдержать, но печаль не спадает, а нарастает дальше, ещё, ещё... а рядом с ней – радость жизни, свет, летят и курлычут журавли... Да как же это возможно?! Так значит и впрямь соединимы печаль и радость?! Она же знала! – ликует в ней. – Она же всегда это знала! Какое чудо, что он позволил ей убедиться в этом!
А вот другое – "Любовь робота". Ночь. Диско. Певец поёт о том, как роботу-профессионалу задают вопрос, почему у одних любовь короткая, пятиминутная, а у других – навек?.. И вдруг, о ужас! – замыкание: запах гари, скрип, стон, скрежет, летят детали... Рушится мир робота. Вопрос задан сверх программы. Этого он не проходил – не было предусмотрено. И он выбивается из режима работы. И тут-то и начинается настоящая вакханалия: публика беснуется, забывается, отключается. Любовь робота! Позывные Космоса в дискотеке! Момент коллективного транса! Сейчас здесь все присутствующие – маги, шаманы, медиумы!
- Так не упустите же момент прозрения! - вопит и рыдает музыка.
Женщина с трудом приходит в себя. Она всё прочувствовала, всем прониклась. Он это уловил и рассказал ей самое сокровенное – о своей не заживающей вот уже три года и кровоточащей ране от разлуки с матерью, с которой он по воле обстоятельств даже не простился перед отъездом. Это не даёт покоя – гложет, точит, ноет...
Женщина возвращается к себе домой, но её не отпускает услышанное признание друга. Она сострадает, сопереживает, сотворит... И в ней рождаются строчки:

Зачем цветут ГЛАЗА на дальнем берегу,
Одолевая боль, тоску, печаль и скуку?...
ЗАЧЕМ цветут глаза на дальнем берегу? –
Чтоб даровать спасительную муку!


1 апреля 1994 года, Нью-Йорк