Зомби

Сон из трав каких-то дурманил голову мою, от этого эдак загрузило всего, что неизвестность расцветала цветами премудростей на самых моих ладонях, касающихся выдуманных мной женщин – о! выдумки – они так и стреляли глазами потом и стояли негордыми – прочь! я гнал видения эти, словно забытые сны, докучающие надоедливостью своей и темами постоянными в своей грязноте –
О дивная похоть! дитя плоти моей – которая сжалась бы в комок один со многими из женщин, или с несколькими…
Разум поёт и ласкает, как море – и даже тих дождь – а молнии – они заполняют пространство своими изломами – и извилиста тогда женщина рядом, а её уста – её уста так сладки – скрепленная печать целомудрия!!!
О наивность моя! –
И тогда Мелхольд проснулся – ощупав всего себя руками, даже – туда, где обрезание свершило своё дело, сделав тем приятное женщинам – и тело женщины было уже подле – совсем рядом –
«Ах! Женя?» - он не помнил. И кто бы вспомнил имя её? «Ах! Чёрт! Это же Женя!» -
«Ну и уродина!» - его так и продёрнуло –
Иногда утреннее похмелье бывает долгим, оно потом медленно узлом на горле, и пальцы немеют по утру – особо на левой руке – уж не сердце ли?!
Кругом одно большое Q.
И Мелхольд ушёл работать –
Молодость – это время рабства, когда пожилые и грузные тела нагружают более молодые и впечатлительные умы чепухой, когда пленит тайна, а соты души пронизаны умами и нектарами тех женщин, что прекрасны, словно пчёлы – и они всегда такие труженицы любви, умеющие столь много и не смыслящие ничего в танце слова, когда фраза пляшет и ярок огонь её, а дитя не тянет уже матери воды, танцуя у костра – и улетает душа матери прочь кукушкой, чтобы тоже плодить смерти –
О царства аборта!
А Женя чистила зубы утром и правой рукой зачем-то зачёсывала волосы назад: Мелхольда она сегодня опять видела с друзьями, пьющими водку, и обнимающим, кажется очередную девушку –
И вон там, где-то подле Луны, упала, блеснув, звезда – или метеорит – и скользнул по глазам Жени, скатясь по щеке, к подбородку и прочь – с ладони взлетев кверху и уже опять к Луне – и оземь – разбившись было – но сухая пыль сотворила небольшую воронку с кучкою поменьше окрест –
И снова пела душа!
Мелхольд увидел Женю снова ещё чрез неделю – она была пьяна:
- Хочешь? – обнажила она под юбкой, смеясь – и так весело, что, право, он не устоял, - и, орезинившись, - захотел её – потом оттолкнул и пошёл прочь – а Женя упала на колени и смеялась!
О смех! Лейся смех! Смех весёлый! От тебя крепнут лёгкие и дыхание становится легче! Лейся смех! Заливай всё вокруг! –
И так часто ещё они менялись и смеялись и струили струнами звуки нежностей – и однажды:
- Ты любишь меня? – спросила Женя, глупо улыбаясь и отирая губы, с коленей ставая –
- Конечно! – Мелхольд погладил ей волосы и, застегнув ширинку, ушёл.
Он уже был женат, и такое внимание льстило его глупому самолюбию –
И вот утро застало их однажды, а он слил губы свои с губами Жени, и языки их касались, а там уже что-то лило по небу свет свой – и назавтра Мелхольд бросил Женю,  или она его – но какая разница?!
И вот жизнь завертелась заново! Разве что сменились кровати и губы и руки и тела –
Но живите же!? Ведь вы для этого здесь? Для такой жизни? Не правда же ли ведь!?!?!?