Вика. Тетрадь Первая. I

Попробуй спрятаться в толпе
И стать, как все –
Попробуй где-то в тишине
Услышать песнь лихую –
Взбирайся на ладони мне –
Тебя на них вмещу я –
И закружимся в танце мы –
Мы вместе затанцуем –
И только в ветре шелест есть,
Раскованный до боли –
Он окунёт нас в океан –
И ты исчезнешь вскоре:
Снежинки тают на руках,
Взлетая в небо, к морю ль –

Когда уходит солнце прочь, туда, где кто-то другой уже встречает его и ласково говорит к нему. Там, где молитва даёт успокоить сердце – молитвой мне великое, и, кажется, сердцем своим, камерой его каждой – я чувствую – и сердце, словно проекция на середину мира, вмещая в себя и солнце и каждую планету, а Фаэтон, верно, кружится тоже – и, невидимый и смелый, готов на куски взорваться он – или же просто скрошиться от взрыва, закружась затем вкруг солнца кольцом единым, в вихрях и вдаль уже уводя куски мыслей своих беспокойных – и не светит сердце его более –

Бойтесь смотреть на небо, ибо не увидите ям пред собой – и тогда существо всякое сладко и ото всего своего сердца посмеётся добро над ушибами вашими и над падением вашим. О сколько зевак придёт смотреть и рассуждать о падении, и кто-то даже – добрая душа! – протянет вам руку, возможно…

Вы слушаете сами себя иногда, свои желания и хотения, и что же тогда творится в вас, когда сладкая похоть ревниво оглаживает тело ваше – уж не хочется ли там утомиться и рождаться – в похоти  - и этот путь проходить снова и снова, утомлённым путником, садясь иногда в пыль, в дырявых ботинках, схоженных от пути долгого – не сносились ли и мысли ваши от блуждания этого –

Знаете, как сладки губы красавиц? Ах! Как дивно целовать в уста их и ловить языки друг дружки, чуть склоняя порой головы – чтобы распускать языки свои – как жарко от этого, как это упоительно – какой приятной бывает после усталость –

Но утомляется разум, а рукам снова хочется этого опрятного благоголения женского тела – и снова! и снова! –

Только душу, кажется, ломает на куски, и грубеет она, а маленькие и робкие языки пламени страсти обжигают её, и такая дикая сушь тогда в горле –

И вот Вика потянулась тогда только, когда солнечный луч ударил в лицо её и согрел её.

Мать уже шуршала, словно мышь, на кухне, и чем-то наполнился воздух: ароматом еды – и в комнату уже даже Вики забравшись, мешая её снам.

Вика опустила голени вбок, а потом поднялась, не видя ничего сквозь волосы, что свисали пред глазами ей. Она увела их назад и за ушки свои, сонно оглядывая комнату свою.

Потянувшись уже, она поднялась и стала переодеваться из постельного туалета в дневной –

И пошла к матери. На кухню.