Патология исцеления

Обрушиваясь мощным шквалом
на скорлупу огромных сил
и разрывая все преграды,
мой скальпель внутрь проскользнет.

Он вдруг увидит колким взором
иссохший, жалкий эмбрион
и упадет от слез и стонов,
боясь услышать приговор.

В предсмертных муках содрогаясь,
он справедливость не поймет
и тупо взглянет на феномен,
пытаясь вновь найти изъян.

Но идеально скован монстр
под звуки молота камней,
и тяжело задышит скальпель,
стихая медленно во мгле.

Хотя лишился братьев многих,
я с новым с горечью прощусь,
а в горле ком земли застрянет
и проползти захочет в суть.

Часть первая

Окно, глядящее на плаху,
и дверь, дорога к мертвецам,
и воск свечи давно заплакал
в руке заботы и любви.

Весь воздух смрадом пропитался,
болезнь желает подавить,
но человек сжимает пальцы
и снова в бой готов идти.

Болезнь бросается в атаку,
пуская в недра меч побед;
отказ летит обратно залпом
из сотен тысяч острых стрел.

Меч, чувством страха пораженный,
назад стремится убежать,
пугаясь битвы чужеродной
на поле злейшего врага.

На миг шум войн прекратился,
и человек, устав лежать,
за ветхий стол с пером садится,
упрямым острием суда.

Он пишет быстро и нечетко
и наполняет лист огнем,
отринув много истин стойко
и правду новую ища.

Вдруг вспышка яркая сверкнула,
внутри стучало: все порвать,
но мир и разум потонули
в потоке жал паралича.

Однако ласково держала
поэта смелая рука
и в бесконечность мерно капал
воск разъедаемой свечи.

                * * *
Болезнь идет в последний приступ:
ведь человек не хочет спать,
сражается рассудка призвук,
который сохранен в мозгу.

Стук сердца тихо замирает.
Рука до времени грустит.
А вирус смерти размышляет,
кого привлечь в свою страну.

Часть вторая

Просторный дом, глядящий в вечность,
и зал, дорога в небеса,
и лампа включена поспешно
в руке свободы и борьбы.

Раздался громкий всплеск оваций,
болезнь желает соблазнить,
но человек срывает маски
и гордо смотрит в корень лжи.

Болезнь с триумфом обнажает
свой меч, пронзающий сердца;
гранит, пути перекрывая,
презрел пришедшее извне.

И меч внезапно развернулся:
он затуплен и искривлен,
и изменениями в курсе
его судьба предрешена.

Хлопки и возгласы смолкают,
и человек, бумаги взяв,
с трибуны робко начинает
сплетать в великое слова.

Он говорит остро и точно,
выносит яростный вердикт
наперекор морали плоской
и нравам завтрашнего дня.

Вдруг море гневом забурлило,
позыв грозил все растерзать;
но эти мысли усмирила
поэта верная рука.

Она уверенно держала
за центр скорби мудреца,
и лампа светом озаряла
тропу к бессмертию души.

                * * *

Болезнь крайней мерой лечит:
ведь человек не может лгать,
он откликается на ветер,
зовущий в дальнюю мечту.

Дышать становится труднее…
Рука разлуками сильна.
А вирус смерти все скромнее,
Теряет быстро высоту.

* * *

Сомнение в огне потонет,
слепящем истиной глаза,
а ком заноет от уколов
и вновь покатится назад.

В руке мелькнет мой новый скальпель,
который снимет кожуру;
его помощники из ада
зародыш жизни извлекут.

Мороз затронул часть плаценты
во время схватки двух миров,
но отогреет жизни солнце
теплом лучей зародыш-ум.

Из пепла скальпель возвратится,
который в муках умирал,
и братья вместе с ним вернутся,
питая сильный эмбрион.

Тогда сквозь горький опыт предков
я попытаюсь пронести
зажженный линзой интеллекта
извечный факел естества.

12.01-23.02.1998