Последние дни Алисы Аллен Тейт

Аллен Тейт
Последние дни Алисы

Алиса стала взрослой и, увы,
Теперь она живёт на склоне дней,
Где, улыбаясь, кот среди листвы
Дрожит в абстрактной ярости над ней.

Колеблется на дверке в ту страну
Хрустальный свет; хоть мир потупил взор,
Он соскользнул во мрак и глубину,
Но в зеркалах горит он до сих пор.

Алиса! Изобретшая свой мир,
Где зло всеоправдание найдет,
Бежит в себя, а жизнь, как конвоир,
Глядит в затылок днями напролёт.

Зеркал сомкнутых бесконечен ряд,
Двойник её настигнет вновь и вновь
Той Все-Алисы, образ чей разъят,
Той, кто отвергла прежнюю любовь

К самой себе, её земная плоть
Погрязла в беспокойстве и делах,
Её губам уж не приникнуть вплоть
К той девочке, что тонет в зеркалах –

Былая страсть навеки умерла
В кровосмешеньях душ и злобах дня,
Теперь она безвольна, как скала,
Пуста, как будто лепесток огня.

В тех небесах царит слепая ночь,
К её ногам уж пропасть подползла,
Со скукою она глядит, как прочь
От пепелищ людских летит зола.

Разбита дверь волшебной той страны,
Немой толпой мы переходим в грань,
Где функция от масс и глубины
Кроит математическую ткань

Безгрешных душ, что отыграли роль.
Бог нашей плоти, вновь яви Свой гнев;
Воздай нам злом, туда войти позволь,
Где свет зеркал лежит, окаменев!



ALLEN TATE
(1899-1979)

LAST DAYS OF ALICE

Alice grown lazy, mammoth but not fat,
Declines upon her lost and twilight age;
Above in the dozing leaves the grinning cat
Quivers forever with his abstract rage:

Whatever light swayed on the perilous gate
Forever sways, nor will the arching grass,
Caught when the world clattered, undulate
In the deep suspension of the looking-glass.

Bright Alice! always pondering to gloze
The spoiled cruelty she had meant to say
Gazes learnedly down her airy nose
At nothing, nothing thinking all the day.

Turned absent-minded by infinity
She cannot move unless her double move,
The All-Alice of the world's entity
Smashed in the anger of her hopeless love,

Love for herself who, as an earthly twain,
Pouted to join her two in a sweet one;
No more the second lips to kiss in vain
The first she broke, plunged through the glass alone –

Alone to the weight of impassivity,
Incest of spirit, theorem of desire,
Without will as chalky cliffs by the sea
Empty as the bodiless flesh of fire:

All space, that heaven is a dayless night,
A nightless day driven by perfect lust
For vacancy, in which her bored eyesight
Stares at the drowsy cubes of human dust.

– We too back to the world shall never pass
Through the shattered door, a dumb shade-harried crowd
Being all infinite, function depth and mass
Without figure, a mathematical shroud

Hurled at the air – blessed without sin!
O God of our flesh, return us to Your wrath,
Let us be evil could we enter in
Your grace, and falter on the stony path!