ПОЭТ

Хоронили поэта, но не было возле его могилы ни именитых мастеровых слова и души, ни венка с отштампованной надписью "от ..." - ничего не было. Народу было человек десять: отец, мать, дядья, обе бабки и тетя, и еще один мужик из профсоюзного комитета по месту работы отца. Были цветы: пунцово-красные гвоздики и розы нежного оттенка, был венок из искусственной хвои или нечто в этом роде с нанизанными на нее цветками из крашеного поролона. Гроб стоял на стульях, возле свежевыкопанной могилы. Прощались. Первой к гробу подошла мать, молодая женщина лет 25-ти. Абсолютно сухие глаза, даже румяна лежат на лице как надо. Отрешенный взгляд, резкие морщины над переносицей; она смотрит попеременно то на сына, укрытого белым, в легком новом костюмчике матросского типа, то куда-то вдаль... Но, наверное... это так кажется, что вдаль, в действительности же она смотрит на него, на своего сынишку; вот только смотрит не прямо, а через невидимую, одной ей лишь ведомую призму.  Наконец она целует его, только не в бледно-белый детский лобик, а куда-то в щеку. Ей не мешают, но она отходит.
Баба Даша подходит к внуку, причитая, громко ревя, точно поет песню; да это и есть песня, которой баба Даша овладела в совершенстве и в которую вкладывала всякий раз сердце, душу и еще что-то, что скопилось в ней за ее хоть еще и недолгую, но такую исштормованную судьбою жизнь.
Алексей был уже шестым из родных ей, кого она проводила навсегда. двух мужей схоронила в один год, в горемычный год. Андрея - зимой, а Алексея - осенью. Сына Валентина привезли из экспедиции в железном гробу, замерз. А первенцев своих, близняшек, схоронила, как только родила, даже имен дать не успела.
За бабой Дашей к гробу подходит проститься отец, за отцом баба Надя, за ней кто-то из дядьев. И... гроб заколачивают, опускают на дно могилы, в мутящуюся жижу с плавающими в ней еще хорошенькими листьями березы, с еще чем-то осенним плавающим. Вода мутная, грязная, не успевшая отстояться, поглощает гроб почти целиком...лишь верхняя часть его находится какое-то время над поверхностью этой чудовищной лужи, но скоро и она скрывается под сантиметрами месива глины и дождевых капель. Должно быть, все это время гроб оседал в баландном месиве дна. Профкомовский работник предлагает раздобыть ведра и вычерпать хоть какую-то часть воды из могилы, но отец в ответ лишь машет рукой, нагибается за черенком и принимается сосредоточенно и спокойно закапывать, но его останавливают. Родным полагается бросить по первому кому земли. Профкомовский работник окунает лопату в рыже-серую земляную массу, к нему по очереди подходят родные, и каждый кладет в могилу по своему кому, после чего в могилу летит медь. Монеты падают на крышку гроба почти беззвучно, только круги... как от камушков. Баба Дарья вспомнила, как любил Алеша кидать в озерцо возле их дома камушки. Женщины всплакнули, мужчины принялись закапывать; закопав, выровняли холмик, положили цветы. Разлили по стаканам прозрачную жидкость из бутылки. Постояли еще с минуту и сели в автобус.

Похоронили поэта, но никто этого не знал... Похоронили поэта, не успевшего написать ни строчки. Знали об этом Бог, судьба и, быть может, еще кто-то.