Нахлынувшее вдруг...

Пересказ лихой баллады мне давался очень трудно.
Тихо мысли волочились, отставая от рассказа.
Я могла пересказать бы эту повесть и без звука,
Прикоснувшись головою к ветке трепетной рябины,
Но бессильные владыки умилялись, мне внимая,
И могла ли я от скуки их прекрасного лишить?
Я, читая, вспоминала, как однажды под грозою,
Разрывая в спешке платье, я бежала в дикий сумрак,
Пригибаясь, чтоб не тронуть нежной полночти прохладу,
Забывая с наслажденьем все, что пройдено мной было.
Ветви, лишь соприкоснувшись с моим загнанным дыханьем,
Отлетали прочь, волнуясь и будя ночной покой.
Я все смутно узнавала и бурлила сил лавина
В голове моей безумной, заставляла рвать все путы,
Что меня соединяли с этим призрачным феордом.
Но однажды я очнулась на земле сухой и странной –
Не звенели звуки лютни, но гнусавили святоши,
Прославляя и Аллаха, и бессмертного владыку
Этой жгучей и беспутной, Б-гом проклятой страны.
Я себя не узнавала, проходя вдоль узких улиц,
Привлекая лишь вниманье своим огненным лицом.
Лица женщин прикрывали многослойным покрывалом,
Чтобы солнце не коснулось их поблекшей красоты.
Я же шла с лицом открытым, не следя за волосами,
Что бездумно обвивали мои плечи, как чадра.
Но потом меня схватили, как разбойницу, в оковы,
Что распутала я мигом, прикоснувшись к ним губами...

Я вернулась в отчужденье, в пролетающую осень,
В замок призраков бездомных и злорадных домовых.
Меня сразу все узнали, повели гулять по саду,
Где любимая рябина посылала мне плоды.
Я же губы обжигала, опуская их в прохладу
Сонных и кровавых ягод сквозь зеленую листву.
А потом в огромном зале я читала «Коронаду»
И вокруг меня кружились все мгновенья моей жизни,
То взмывая в поднебесье, то бесшумно опускаясь
На раскрытые ладони, чтоб вкусить их горький запах.
Я их тихо отгоняла, чтобы не мешали чтенью
Той лихой и старой драмы, от которой я устала...