Рыбалка с Мишкой

 В конце мая сажусь в автобус и еду к Мишке Овсянникову в небольшой, заросший абрикосами, черешнями, вишнями, грецкими орехами и виноградом городок Сальск, состоящий, в основном, из частного сектора. Мишка- тоже заядлый рыболов. А завтра – суббота. И он наверняка будет согласен порыбачить со мной вместе.
От Ростова-на-Дону до Мишки – два часа езды. Но поскольку я сел на последний рейс, то и приехал поздно ночью. Да еще и без предупреждения. Хотя мобильник, конечно, в кармане. Надо же! Я плетусь с удочками вслед за Мишкой от калитки к его дому и мямлю что-то в свое оправдание. Слава Богу, Миша, в ответ, не возмущается. Слышу только его медлительное, полусонное бормотание, что я всегда приезжаю без предупреждения. И его семья к этому давно привыкла.
 У Мишки частный дом с двором и садиком, доставшийся его семье по наследству от умершей лет пять назад тещи. Напротив крыльца, в свете уличного фонаря вижу созревающую черешню. И, как у себя дома, решаю полакомиться ею с утра. Овсянниковы черешню не любят. И поэтому никак о ней не заботятся. Но кому-то же, в конце концов, надо ее собрать!
 Еще сонный Мишка буркнул: «Чай будешь?» «Нет, хочу спать». Овсянников провел в свободную комнату и показал на кровать.

 (Утро. Ближе к шести часам.)
 Овсянниковы уже на ногах. Оба перед зеркалом. Но каждый сам по себе. Она наводит макияж, он пытается причесать взлохмаченные от сна волосы.
Он раздраженно в адрес жены:
-Моей расческой постоянно кто-то пользуется. На ней остатки совершенно чужих волос. Мои – каштановые, волнистые и короткие, а тут русые, прямые и длинные. В чем дело, Анна?
-Так может это твои и есть, но вроде, как отход?
-Он что, на расческе выцветает, что ли, отход этот?
- А может, Юлькины?
-У Юльки своя расческа.
Я протискиваюсь по узкой прихожей мимо них и захожу в туалет. Вижу: в унитазе – дырявый тапок. В недоумении подзываю полушепотом Анну и показываю на тапок пальцем.
Она кивает и затем, открывая входную дверь, чтобы выйти, окликает Овсянникова.
-Миша, я ухожу. В холодильнике банка ставриды, а один твой тапок в унитазе. Скорее, Володе надо в туалет.
-Знаю. Я хотел пропустить его через канализацию.
-Да, но что-то надо делать.
-Ладно, сейчас скажу Юльке.
-Еще чего!- доносится из соседней комнаты с приоткрытой дверью сонный девичий голосок.
Миша, засопев, идет в туалет и выходит с тапком в красном пластиковом ведре.

 (Начало девятого. На кухне.)
 Овсянников заглядывает в пустой холодильник.
-Мда. Ну, что, пошли в магазин.
 (В магазине.)
 В мясном отделе под стеклянной витриной рядами лежат десятки сортов колбасы и куски мяса. Михаил недоволен.
-Глаза разбегаются! Трудно выбрать.
На него в упор смотрит продавщица.
- Вам, что, опять говядину с нервами?
- Да. Причем, я хотел бы, чтобы они еще дергались.
-Тогда идите в бойню.
 Я вежливо вмешиваюсь и заказываю немного копченой свиной колбасы. Я догадался, но промолчал: у Миши просто нет денег в кармане. Мишкино раздражение связано не с моим внезапным приездом. Опять, видимо, задержка зарплаты. Но он об этом не говорит. И никогда не скажет. Потому, что только по матери Мишка – спокойный, покладистый и умный русский. По отцу, деду, прадеду он – гордый и стойкий осетин с характерной для многих осетинских мужчин ямочкой на подбородке.
Миша недовольно смотрит на купленную мной колбасу и с показной брезгливостью произносит:
-Ты как хочешь, а я это есть не буду.
-Ладно, перестань.
-Ну, разве что, кусочек за компанию, и то - после водки.
-А ставрида в банке с консервантами лучше?
- Ставриду покупала Анна, я ей верю. К тому же ем я ее только с чесноком. А чеснок - известный дезодорант организма.

 (Во дворе. Около девяти часов.)
 Солнце начинает припекать. Выпив и перекусив в уютной, покрытой виноградом беседке, принимаемся за дела.
 Михаил открывает капот своего старенького, с обветшалым светло-зеленым пологом, УАЗика. Я беру лопату и иду копать червей под тенистое дерево той самой ранней черешни, которую заприметил ночью. Черная почва под нею прохладная и мокрая. Потому что сюда по небольшой извилистой бороздке от колонки стекают остатки воды. Копнул и ахнул. Червей – один на другом. И через минут пять подвернувшаяся под руку стеклянная банка наполнена. Добавляю влажного чернозема, чтобы оставались свежими. И начинаю разглядывать свисающие под широкими листьями бордовые ягоды черешни.
 Миша все еще возится с машиной. Я не тороплю его, и, в ожидании, набираю горсть черешни. Затем, съев эту, набираю вторую, третью…
Вижу: на соседнем дереве качнулась ветка. Скворцы. Подошел поближе и взмахнул рукой. Оттолкнувшись от веток, скворцы исчезли. Возвращаюсь к облюбованному участку первого дерева, пока Михаил еще возится с машиной.
 Черешня не успевает созревать. Только при мне ее несколько раз атаковали поселившиеся под шиферной крышей соседа скворцы. И ладно бы, сорвал да съел. Нет же, на деревьях сплошь – наклеванные, зияющие щербинками и быстро вянущие ягоды.
 Присев невдалеке на пенек, я взялся охранять сад от непрошенных гостей. Вижу: одна ветка снова качнулась. Из глубины листвы раздался призывный, похожий на звуки человеческого харкания, крик скворца-разведчика. И через пару секунд к нему подлетели еще два.
 Я схватил кусок подсохшего чернозема и запустил им в листву. Птицы взлетели и все стихло. Через минут семь-восемь снова качнулась одна, а потом и другие ветки. Что же делать? Охранять черешню целый день - глупо. Тем более, что мы собираемся на рыбалку. У Овсянниковых и без черешни дел по горло. А на Юльку, свою четырнадцатилетнюю дочь, они, похоже, не рассчитывают. И я решил собрать ягоды с верхушки дерева.
 Забраться было нелегко. Подтянувшись, сразу почувствовал себя тяжелым мешком. Прошли времена, когда мы пробегали пацанами по веткам деревьев и крутым склонам желтых песчаных круч так проворно, как бегают по равнине. И все же, кряхтя, я добрался до третьего яруса веток. И удобно устроившись на рогатине, стал пробовать на вкус верхние ягоды. Но, как оказалось, собирать их и не было смысла. Ягоды были водянистыми, невкусными. Зря, получается, обижался на скворцов.
Разочарованный, я спустился. Зато на нижних ветках – красивые, сочные, сладкие ягоды. Насытившись и ощутив оскомину, я отошел от дерева.
- Хватит гонять птиц. Они тоже хотят есть.- Довольный результатом, окликнул меня Михаил, закончивший приготовление автомобиля. – Поехали.

 На пруд мы, как всегда, опоздали. Самые продуктивные места были заняты. Там и сям поминутно поднимались и опускались к воде удилища. Однако Мишку это совершенно не расстроило. Он проворно снял джинсы, поправил белую бейсболку на голове, и в синих ситцевых трусах уверенно зашел в воду, поближе к камышам. Не успел я разобрать свои снасти, как в его крепких руках уже трепыхал хвостом крупный серебристый карась. Я радостно повторяю его действия и уже через минуту сам стою по пояс в теплой прибрежной воде. Тонкий перьевой поплавок моей удочки слегка наклоняется и медленно погружается в воду. Затаив дыхание, подсекаю. Есть!
Через пару часов мы выходим из воды с наполненными рыбой садками. Еще несколько минут, и наш УАЗик, оставляя за собой длинный хвост пыли, мчится по зеленой холмистой степи. Пока еще зеленой. Несмотря на тряску по грунтовой дороге вдоль длинного пруда, я успеваю замечать те самые особенности, по которым можно безошибочно определить время действия в степи. Темно-зеленый, густой и будто причесанный под ветром, пырей, сочно-зеленые копья молодого камыша, девственные кудри полевого горошка, широкие лапы лопуха, седой ковыль, белые с розовыми оттенками цветки придорожного вьюнка. К середине июля, высушенная беспощадным солнцем, степь станет бежевой.

 (Сцена в селе, у приятеля Мишки, где мы остановились после рыбалки.)
 Заметив нас, хозяин приготовил тазик, куда мы высыпали пойманную, заплескавшуюся в холодной колодезной воде рыбу. Несколько карасей сразу отложили ему, чтобы покормил нас чем-нибудь другим. Было уже жарко. И мы спрятались под тенью абрикоса, периодически отщипывая от его веток еще зеленые плоды.
-Сейчас, ребята, погодите немного, докончу свои дела, и будем готовить обед.
Хозяин вернулся на солнцепек и, часто наклоняясь среди снующих по двору кур, стал собирать с земли какие-то комочки, бросая их в базок, под ноги трем, пристально следящим за движениями его рук, свиньям.
Свиньи жадно хватали комочки ртами и, сладострастно похрюкивая, смачно их разжевывали. И при этом, казалось, даже счастливо улыбались, слегка опустив свои длинные, белые ресницы.
-Что это он собирает?- спросил я Михаила.
-Если скажу, ты вообще от свинины откажешься, -Усмехается он, и после паузы добавляет.- Куриный помет. В нем содержатся какие-то полезные для свиней вещества.
Мишка умолкает, и задумчиво глядя на хозяина, собирающего помет, заключает:
-Но говно – оно и есть говно. И что ведь интересно: свиньи поедают куриное говно, а мы едим свинину. Вот так, мой друг, и живем.
Мне и в самом деле стало тошно.
Услышав наш разговор, хозяин подошел к нам и по доброте душевной предложил:
-Ну, ладно, коли брезгуете, свинину готовить не буду. Зато у нас крысы есть- пальчики оближешь!
Я чуть не опупел.
-Какие крысы! Ты что, с ума сошел?
Хозяин вежливо поднял ладонь в знак возражения.
- Это не те, что ты подумал. Мы разводим водяных крыс, нутрий, на шкурки. Для Пятигорской меховой фабрики, слыхал? А мясо ихнее едим. Оно во всем мире съедобное. А китайцы- так те вообще едят все, что шевелится. И ничего – живы, полтора миллиарда. В десять раз больше, чем нас, россиян.
Я напрягся.
-Никогда в жизни! С голоду помру, а нутрию есть не буду! Крысы мне еще не хватало. Давай курицу.
-Вот это разговор!- оживился молчавший до этого момента Мишка.

 (Сцена обеда.)
 В южнороссийских селах и станицах принято в жаркое время обедать во дворе, где-нибудь в тени. Стол хозяина стоял под длинной виноградной аркой, обращенной своим торцом к воротам. И с улицы сквозь забор из сетки-рабицы все действо на нем хорошо просматривается.
 Жена хозяина поставила кастрюлю с борщом и большую фаянсовую тарелку с приправленной чесноком вареной курицей. Мишка, приоткрыл крышку, потянул носом, от удовольствия прижмурился и вдохновенно произнес:
-Какой запах!
-Да уж. Устало вздохнула хозяйка, добавляя на стол пятую тарелку -И радость, и беда. На этот запах сейчас Алик нарисуется. Ветер-то в его сторону.
-Какой Алик?
-Да сосед, алкаш. Нигде не работает, зато похавать за чужой счет, прямо-таки, мастер.
 И как в воду посмотрела.
 За калиткой показалась небритая физиономия.
- Мужики, у вас закурить не найдется?
-Да заходи уж, чего там закурить…
Выпили, закусили, снова выпили. Тут и водка закончилась. Хозяин, насмешливо смотрит на соседа.
-Ну, что, Алик, твоя очередь покупать бутылку.
Алик от неожиданности хлопает глазами.
-Дык. Дык. Ну, что ж, щас. Щас. Дай только свою бейсболку, чтоб меня жена не узнала.
-Обойдешься.
Возьми мою. – кивает Мишка.
Алик уходит. И через несколько минут, торжественно, с чувством собственного достоинства, ставит на стол бутылку водки. Никто из закутивших приятелей так и не заметил, что пришел он без головного убора. Обменял, как потом узнали, подлец, на бутылку, которую мы вместе с ним и опорожнили.
Спохватились мы только дома. Да было уже поздно.
-А бес с ней, с бейсболкой.- Махнул Овсянников рукой, выкладывая вещи из машины,- Главное, что отдохнули на славу. Так ведь?
-Больше того, Миша. –Отвечаю я. Потому, что рыбалка для меня была только поводом ощутить среду обитания Мишки, моего старого друга. Ощутить свободную в своем постоянстве и постоянную в своей свободе природу, в окружении которой прошло мое чистое и ясное, как этот солнечный день, детство. Понял я это в самый последний момент, когда потребовалось ответить. И осознать, что завтра надо возвратиться в окутанный смогом, пропахший горелой соляркой Ростов-на-Дону. Чтобы снова, подчиняясь самодурству крутых бандюг и ненасытных начальников, лицемерить, врать, изворачиваться. И таким образом, выживать.