Журфак2-7. Поэма 6. Тамара Джорджадзе, княжна Тамрико

Поэма 6. Тамара Джорджадзе, княжна Тамрико...

В тот белокаменный дворец,
Что на проспекте Чавчавадзе,
В столице Грузии, отец
Послал – в студентки пробиваться.

А жили мы тогда в Москве.
Но он добился перевода
В Тбилиси, где с землей в родстве
Потомки княжеского рода
Должны, он полагал, служить…
И я в Тбилиси еду первой…
У дяди Николая жить,
Пока отцу мотает нервы

Министр и Генеральный штаб –
Чудит, мол, генерал-полковник…
Ну, был бы болен или слаб,
Ираклий же и в скачках конных,

Победу вряд ли б уступил…
А вот втемяшилось – в Тбилиси…
-- Поймите,  я грузин, -- твердил, --
 Пред той землею, где родился,

В долгу, его вернуть пора…
-- Что, папа, убедил?
                – Похоже.
Был трудный разговор вчера…
Ты отправляйся… Я – попозже…

Экзамены не проворонь…
ТбилГУ ведь  ждать тебя не станет…
Его тяжелая ладонь
Конспект мой бережно листает.

Тбилиси… У святой горы –
Мтацминды – этот город-песня.
Он здесь с неведомой поры
Стоит тысячелетья… Здесь я

Осознаю, что ведь и я –
Грузинка – и  отца желанье
В родные повернуть края
Во мне находит пониманье…

Душа запела в унисон
С мелодиями старых улиц.
Вы б в этот город, точно в сон,
Иль в наважденье окунулись…

Тысячелетьям счет ведет,
Карабкаясь по горным кручам…
Здесь с гордостью себя, народ
Вдруг понимаю глубже, лучше.

С любой из пригородных гор
Он открывается иначе…
Тбилиси рвется на простор
По берегам Куры… Горячий

Наш темперамент сохранен
В самом названии столицы –
К теплу и миру устремлен
Грузин, к прекрасному стремится

Душа народа и ее
Вобрал в себя и отражает
Тбилиси сутью бытия…
В нем каждый камень восхишает.

Народа с градом общий ген,
Метафорою – в серных банях…
Из поэтических легенд:
Наш царь Вахтанг знал толк в фазанах.

На них охотясь, раз стрелой
Поранил сказочную птицу.
Та ускользнула с глаз долой…
Охотник за добычей мчится –

И видит: раненый фазан
В парящий ключ нырнул – и вышел
Здоровым – и Вахтанг сказал:
-- Я вижу в том подсказку свыше:
 
Здесь, дескать, побеждает жизнь:
Повелеваю я: столицу
В сем теплом месте заложить!
Царь протянул к реке десницу…

-- Будь теплым, он сказал, -- «тбили!»,
Прекрасным будь столичный город!
И зодчие со всей земли
Сюда пришли, кирка и молот

Ломали дикую скалу…
И камни в крепостные стены
Укладывались и скобу
Вбивали в балки…Эти скрепы

Удерживали сотни лет
Стропила башен и соборов
И для грузин их краше нет,
Они отрада жарких взоров.

И царь Вахтангпришел к Куре,
Стоит и смотрит на Мтацминду…
В той упокоены горе
Великие… Меня, грузинку,

Особо трогает, что там
Великий русский, Грибоедов,
Лежит – и несть числа цветам…
Он смертью смерть поправ, победу

Принес отечеству… О нем
Скорбит вся Грузия поныне.
Мы, девушки, о нем всплакнем…
Но о его любимой, Нине,

Мы помним гордо и светло:
Так верно до самозабвенья
Грузинки любят… Пусть прошло
Уже две сотни лет, в  моленьях,

В стихах и песнях будут жить
Довечно Александр и Нина,
Святой любовью дорожить
Нас вдохновляя… О, Мтацминда!…

Еще: грузинские князья –
Да, Чавчавадзе и Джорджадзе –
В родстве по крови и стезя,
Которой предстоит держаться,

Сияньем той любви святой
Озарена  -- и в том сиянье
Мне, кто воспитана Москвой,
Определяется призванье…

Вы помните – меня сюда
Послал отец – перипетии
Судьбы солдатской -- города
И страны: то переводили

Его по службе в Ленинград,
То в Киев – я меняла школы,
То в Польшу – и с числом наград
Росло и школ число… Законы

Солдатской службы: «Надо!» – «Есть!» –
Касались дочери солдата.
Высокого служенья честь
Меня касалось также: «Надо!» –

И я отправилась сюда,
Судьбы приказу не переча…
Что ж, -- города так города!
Но вдохновила эта встреча

С Тбилиси… Пусть нельзя забыть:
Экзамены на факультете
Тревожат, но зовет бродить
Тбилиси… Закоулки эти,

Балконы «ласточкиных гнезд»,
Булыжники с холмов ползущих
Старинных улиц, яркость звезд,
Кресты монастырей, несущих

Духовность нашу сквозь века…
Поэзия в самих названьях:
Метехи, Нарикала… Как
Старинные соборы, зданья,

Чей красный камень говорит
О мощи  и подъеме духа,
Меня волнуют! Здесь царит
Поэзия… Коснулась слуха

Грузинская живая речь –
Ее мелодия и ритмы –
Симфония! Хочу сберечь
Ее экспрессию… Творить мы

Умеем лишь на языках,
Которыми владеем с детства,
Два у меня их – на руках
Отца взрастая, я в наследство

Грузинский с уст его брала…
И я в Тбилиси – не чужая…
Судьба на новую взвела
Стезю, в дорогу провожая,

Отец меня благословил
И по-грузински и по-русски…
И вот – экзамены… Бурлил
Толпой в экспрессии – не узкий,

Но ставший тесным коридор…
С фасада университета –
Крыльцо парадное… Затор –
Не подступиться…  C пиететом --

Родители, друзья…
                Моя
Московская была спецшкола
На Комсомольском…
                Бытия
Деля солдата без укора

Потери и труды, с отцом,
Пять лет в Германии служившим,
В столиц столицу мы потом
Вернулись с ним, давно забывшем

Об отпусках и выходных –
Издержки высших достижений
Карьерных – и в его седых
Висках, в глазах – следы свершений

Военных – славой СССР
И лагеря социализма…
Любой известный вам пример
Шестидесятых – без цинизма

Соотнести возможно с ним,
Отцом, Ираклием Джорджадзе.
Генсеком и ЦК ценим
За то, что выполнял приказы,

С достоинством служа стране,
Как должно князю-генералу…
Известно, видно, только мне,
Делившей с ним судьбу: страдала

Его солдатская душа…
Он полагал, что сам в ответе,
Что не выходит ни шиша…
И призрака:  бродил и в свете

Иллюзий, коих прошлый век
Немало наплодил, казался
Решеньем лучшим, человек
В двадцатом веке опасался,

Как монстра, оборотня, тьмы,
В чем есть вина вождя-грузина,
Что стал синонимом чумы,
Чья сущность резко исказила

Портрет социализма… Жил
Отец в кровавую эпоху.
Нет выбора – стране служил.
Наверное служил неплохо.

Еще курсант-артиллерист,
Дружил он с Яшей Джугашвили…
Он перед павшим другом чист.
Служа стране, не мельтешили…

Досталась разная судьба –
В судьбе нам не дается выбор…
Ираклий – сам себе судья –
Всю жизнь себя корил, что выпал

Безрадостный итог тому
Солдату, кем на генерала
Не обменялись… Почему?
Судьба… Она со мной играла,

Вернув в Москву в пятнадцать лет…
Уже в восьмой по счету школе
Я – белый бант в косичку вдет –
Учусь на пять – и в комсомоле

Полно ответственнейших дел:
Редактор стенгазеты школьной …
Отец суров – и он хотел,
Чтоб меньше ереси прикольной

К моей цеплялось голове…
Два вуза – шефы нашей школы  --
Иняз с МГИМО – во всей Москве
Найдутся ль шефы лучше? Что ли –

Фортуны милость? А зато
Английский нам дают отменно,
А шефы подбирают: кто
Из школьных стен поступит в стены

Элитных институтов… Ждут
Аристократии советской
Детишек… Каждый институт
Цековской или министерской

Силен родительской средой…
МГИМО, конечно, интересней…
В моей головке золотой
Идея: поучившись здесь, я

Сумею новой Коллонтай
Стать для страны – и Матой Хари…
-- Ты высоко не залетай, --
Андрюша Стуруа: -- Стихами

Головка-то засорена –
А знаешь ли, что дипломаты –
Сын – на родителей,  жена –
На мужа – пишут компроматы –

И все – под оком КГБ? –
И окатил холодным душем:
Кто ж хочет низости в судьбе?
Мечтается-то нам о лучшем…

И я забыла о МГИМО…
Пытаясь выразить стихами
Что в сердце вызрело само
И выхода искало… С вами

Уверена, в пятнадцать лет
Подобное происходило:
Предчувствие любви – и нет
Сильнее сил, чем эта сила.

Как темперамент превозмочь?
Отец в тревоге не напрасно:
Послушная недавно дочь
Дерзит… Я вовлекаюсь страстно

В ту рок-культуру, что живет
В Москве теперь, считай, подпольно.
Меня на самый край зовет
Инстинкт, мне сладостно и больно.

Я из Европы привезла
(Все ж ГДР к Европе ближе)
Испепелявший нас дотла
Сверхмодный твист – его бесстыжим

Считали все учителя…
Что ж им – в отсталые податься?
Дают карт-бланш – и веселя
Учу всю школу модным танцам.

А тут с журфака МГУ
О юных  «зориных» заметка,
О ШЮЖ’e… Ну, а я смогу?
Пошла – и угадала метко --

Что мне и нужно: смысл  и ритм …
Той школой юных журналистов,
Одной живет, душой горит
Илюша Суслов… Страстью чистой

Он предан нам, а мы ему…
Он говорил и забывалась
Его увечность… Почему
Судьба жестокой оказалась?

Он, пораженный ДЦП,
Ходил, конечности ломая,
Нечетко говорил… Судьбе
Своих обид не поминая,

Наполненно и ярко жил,
Казался устремленным в вечность…
Когда он с нами говорил,
То горькая его увечность

Как будто исчезала вмиг –
И мы ему сердца открыли,
Он, прочитавший сотни книг,
Рассказывал нам сказки-были,

Буквально за руку вводя
В мир журналистики высокой,
Любовью за любовь платя,
Взыскательно его и зорко

Исследуя, не находя
Второго дна, изнанки мутной,
Его – учителя,  вождя,
Боготворили безрассудно.

Нас приходили просвещать
Великие – осталась память –
Неизгладимая печать:
Кучборская о вечном с нами

Неторопливо говорит…
Сам Шведов нам читал Шекспира,
И окрыляется, летит
Душа в такие выси!… Пира

Духовного тех дней восторг –
Остался в каждом, кто причастен…
Буравский Саша – тихий вздох…
Сережа Пархомовский – счастлив

Опять бежать на «психодром»,
Где в скромном флигеле журфака
Мы обрели духовный дом…
Здесь мы безвылазно, однако,

От жизни, что вокруг бурлит,
Задвихками не запирались…
Чем болен мир – и в нас болит –
И нам задания давались

То подготовить репортаж
О новой выставке в Манеже,
О вызвавшем ажиотаж
Киношедевре нашем, реже –

Допустим, бергмановском – нас
Порою на просмотр пускали
К студентам телегруппы – в класс –
И мы рецензии писали,

А после обсуждали их,
И споря, и вбирая знанья
Не только из мудрейших книг –
Из первых рук – двух видов званья

Достичь способен  репортер –
Втолковывал  мудрец Илюша:
Редактор – тормоз и мотор…
Иное – хуже или лучше –

Пусть каждый для себя решит:
Спартак Беглов, и Юрий Жуков –
От них никто не отрешит,
Пожизненно даны… На внуков

Их ляжет отсвет тех имен,
Татьяна Тэсс, Песков и Зорин…
Их приглашают к нам… Умен,
Конечно, каждый и упорен

В том, чтобы сгустки тех идей,
Которые в душе рождались,
Рассеять по сердцам людей,
Тех, что в «подземке» зачитались

«Известиями» и «Трудом»,
«Литературкой», «Комсомолкой»…
Потом, проникнув в каждый дом,
Оспоренные едко, колко

В кругу семьи, кругу друзей,
Идеи, овладев народом,
Преобразят и сущность всей
Советской жизни – переходом,

Конечно, к лучшему, о чем
Уверенность неколебима…
Вот так насыщенно живем…
Как все мы, так и я, любила

Илюшу – приоткрыл для нас
Он анфиладу – дверь за дверью
В суть жизни – светом карих глаз,
Все озаряя… Не поверю –

Пусть кто угодно мне твердит,
Что Суслов нехорош, бесчестен,
Меня вовек не убедит –
Душа его светла  -- мне есть с чем

Уже сравнить – встречались мне
Иные – называть не стану,
Чтоб приподнять себя в цене,
Привыкли прибегать к обману…

Есть фильм – вы помните его
О совестливом педагоге --
Историке… Сильней всего
Чурался фальши и в итоге

Из школы пожелал уйти…
Но, оказалось, им, растущим
Он нужен, ибо с кем в пути
О важном толковать, о сущем?

Мою рецензию читал
Илюша, был, как я взволнован…
И он, похоже, разделял
Надежду, что неложным словом

Изменят горькую судьбу
Народа новые провидцы…
Они, как Мельников, борьбу
Ведут сперва с собой – пробиться

Непросто к истине в душе,
Которую десятилетья
Питали ядом лжи… Уже
Клочки остались от наследья

Что в душу влил двадцатый съезд…
И лишь усильями немногих,
Как Мельников, несущих крест
Вины и чести, педагогов,

Добавим и Илюшу к ним,
Яд лицемерия, двуличья,
Слабеет – и необратим
Путь к свету истины… Величья

Усилий искренних итог –
Душа, что вырвалась из плена…
И счастлив тот, чей педагог,
Как наш – звездою во Вселенной

Сиял для восхищенных душ…
С Илюшей – в Ясную поляну
Наведались – сползала чушь
Тех школьных, где полно туману,

Учебников – из них понять
Нельзя, о чем великий думал…
Подросткам, ясно, не объять
Толстовство, что всемирным бумом

Взъерошило прошедший век…
Но что-то все же доходило…
Не все и, может, не до всех…
Как все, в редакции ходила,

В «Известия» и «Сов. экран»
Там что-то и публиковали
Илюша – ласковый тиран –
Нас озадачивал: «Читали?» –
 
И приохотил в курсе быть
Всех политических событий,
Об экономике судить,
И списки выдавал: «Прочтите…

Он требовал писать отчет
О всех, что видели, читали
Картинах, книгах…Он ведет
К журфаку исподволь… Едва ли

Подобный творческий тренаж
Еще кого-нибудь в столице
Из сверстников, тянул, как наш,
Подъемным краном ввысь… Томится

Душа – ведь жаль, что позади
Три этих незабвенных года..
Отец, подумав:
                -- Походи
И к репетиторам…
                Ну,  кода!…

Экзамен… Я  взялась писать –
Представьте – о рабочем классе.
Учил Илюша рассуждать
О темах социальных... В массе,

Заметила, ребята здесь
Московских явно поотсталей…
Мы, все, что накопили, днесь
Старались выдать…
                Написали…

Оценки две, одна, увы –
Четверка – сбилась в грамотешке..
Мне, кандидатке из Москвы,
Неужто не обидно?
                К «бошке»

Претензия – не подводи!
Видать, прониклась, осознала:
На устном «пять», а впереди –
Английский – конкурентов мало

Спецшкольной «герле» из Москвы…
Ну, «пять»… А дальше вышел казус…
Жара, какой не знали вы,
И прочих стрессов мне досталось

В Тбилиси выше головы:
Вокруг стрекочут по-грузински –
Я с напряжением, увы,
Лишь разбираю, коль изыски

Языковые применять
Иной захочет иль иная…
И стала по Москве скучать,
Журфак московский вспоминая:

Там профессура вся «моя» –
И экзаменоваться легче
Мне было б… Словом, в стрессе я…
И вот, впервые в этом лете

Надела легкий сарафан,
Сверхлегкий – из индийской марли…
Все странно пялятся… Декан
Застыл… Всеобщее вниманье

Сегодня мне отнюдь не льстит…
Экзаменатор взляд отводит,
Краснея… Странно!  И дрожит
Его осипший голос… Вроде,

Маленько ошалели все…
Я, словом, «отстрелялась» быстро –
И вдруг себя «во всей красе»
Я вижу в зеркале… Убийство:

Под марлей ничего ведь нет…
Забыла пододеть бельишко!
Афронт! Немыслимый сюжет –
И в голове одна мыслишка:

Позор! Скорей поймать такси!
Машина, к счастью, вмиг попалась…
Шоферу: мол, быстрей вези…
Уж так в пути изволновалась –

А вдруг меня везет маньяк?
Но, к счастью, не было эксцессов…
Уже в квартире дяди так
Нахохоталась, мол, принцесса

Сегодня, точно Жанна Д’Арк
В историю вломилась голой…
А за ответ – опять «пятак» –
Я, значит, поступила… Гордо

Отцу доложено… Отец
Вздыхает…
                -- Знаешь, возвращайся!
Приказ: в Генштабе быть… Конец!
Мне, видно, не дождаться счастья

Жить в Грузии…
                -- А как же я?
Ведь я ж сдала и поступила!
-- Я понял, молодчина… Для
Генштаба  плюс:ты укрепила

Успехом мой авторитет…
Но документы забираем.
На журналистский факультет
В Москву тебя определяем,

Оценки приняты в зачет,
Что ты в Тбилиси заслужила…
Ну, словом, видишь, жизнь течет
Престранно иногда по жилам…

Такой сюрприз, считай – облом –
Ведь я уже себя к Тбилиси
Примеряла, привыкла в нем…
Его задумчивыe выси

В моей душе отражены
И мне непросто примириться
С крушеньем планов… Но – должны
Мы чувству долга покориться…

Что ж, в этом нет моей вины
И нет вины отца… В студенты
Московские пойду… Видны
Судьбы гримасы…
                Документы!!!

На факультете слышу:
                -- Вах!
Зачем нас покидаешь, слушай?
Ну, отвечаю в двух словах…
Все огорчаются, мол, случай

Направил в университет
Студентку княжеского рода…
-- Вах, Тамрико!
                Узнал бы дед,
Обиделся бы…
                Что за мода –

Грузинам уезжать в Москву?
Увы, мой дед, Иван Джорджадзе,
Давно не может наяву
Ни праздновать, ни обижаться…

Традиция водилась встарь:
Когда торжественно в Тбилиси
Въезжал, случалось, русский царь –
Под звуки гимна, что лилися

Два князя на лихих конях –
Примые спины, взгляд орлиный –
Встречали самодержца…
                Ах!
Как впечатляли те картины…

В черкесске белой был один
На белом скакуне арабском.
И белизна его седин
Подчеркивала стиль, а рядом –

В черкесске черной был другой
На нервном вороном красавце
С курчавой черной головой
И в смоляных усах – Джорджадзе

Иван, мой дед, чей нрав был крут:
Однажды, он вступясь за даму,
Обидчика убил… Сошлют
За то его в Сибирь. Но хамов

И император не любил,
К тому ж Джорджадзе -- князь…
                -- Решенье:
Начальником земных глубин
В Сибирь отправлен…
                Прегрешенье

То ль наказанье повлекло
То ль это было поощренье,
Да только вышло не во зло,
А к счастью повело лишенье…

Он был уже в мужских годах,
А видным женихом считался
В сибирских деловых кругах…
За сорок князю – он вписался

В сибирскую шальную жизнь…
Поди, «Угрюм-река» читали?
Картинка яркая сложись:
Пред ним на снег меха бросали…

А он лезгинку танцевал…
В черкеске, гибкий, как подросток –
Всех женщин прям околдовал,
Все сибирячки млели просто…

Влюбленная в него, в толпе
Стояла девушка простая,
Не помышляя о себе,
Что князь ее заметит, зная

Что жаркие, как керосин,
Зажиточные сибирячки,
Уже воюют – чей грузин…
Но зорок князя взор… Горячки

В делах судьбы не допускал.
Он понял, девушку заметив:
Такую вот всю жизнь искал…
Начальник приисков, в совете

О личном не нуждался князь…
И вот – снята с него опала.
В края родные возвратясь
С мешками золота – что, мало? –

И с нею, юною женой,
Той разноглазой сибирячкой –
Один глаз, левый -- голубой,
Второй – зеленый, он заначкой

Распорядился по уму:
На Алазанскую долину
Направив взоры, где ему
В соседстве с Чавчавадзе винный

Достался славный уголок,
Где позже был рожден Ираклий,
Отец… С тоскою, видит Бог,
Прощалась с Грузией… До капли

Хотела всю ее впитать,
Опять истопала столицу
Пред тем, как новую начать
В судьбе – московскую страницу…