Солью рассыпались соки...

Солью рассыпались соки
в поле остылом окна;
в сине-коричневой тоге
осень, как сливы, черна.

Слизятся, слёзятся сливы,
синие в поле окна,
листья, видать, сонливы,
горечь их перечерна.

Перцем расщедрились воды,
пряностью чёрных зеркал,
щёпотью четвертьсвободы
                полускольженья в оскал
рей водяных и надлобных,
леса лешачьего пыл,
стран, ожерелью подобных,
в полуушедшего ил.

Так насыщаются тягой
ткани дыхательных жил,
той восхитительной брагой,
влагой свернувшихся сил,

тянутся тонкие жилы,
глаз окуная слепой
в воду, где вечные силы
вертят свой свод над собой,

так собираются звери
звёздный вершить поворот,
кружатся белые перья,
липнут путём нечистот.

Всё совершается циклом,
чтобы отрезать зрачок,
чтоб подозренье привыкло
зрения нежить волчок.

Звёзды над небом как раны
ревности скаредных рук:
дочери нежеланны,
свет их, и власть, и звук.

Так растворяются скалы,
плавит дыхание лёд,
кельи любви - опалы,
келья души - полёт


вкось, обмирающим диском,
силой открывшихся крыл,
махом пред чуствием близким
полых, как пена, могил.

Белые перья выше,
нежности воротник,
слушать их нужно, слышать,
шорох и бег и крик...

Где-то все слёзятся сливы,
синие в поле окна...
Листья, как люд, сонливы,
гордость их перечерна.

Машут и машут рябины
небу в оплывшем свинце,
кровью стекая невинной
чёрной - на синем - лице...