Вперемешку

(орфография и пунктуация - авторские!)


Елене Прекрасной…
Друзьям…

Какая глупость право
Верить его словам.
А не поверить грех…
Там, которые веселей и светлей
И всех… эх!..
Она молчит и улыбается ему,
Тому, который возвращается.               
Посреди огней вечерних
И гудков машин               
Мчится тихий огонек
Моей души.

 «Високосный Год»
Тот, который возвращается

Не удержишь то, что любишь.
У.Б. Йейтс


Даже если обернёшься
По следам ушедшим в Лету
Не заметишь, не узнаешь,
Не найдешь себе ответа

Отрывок


Пой своё расставание,
Пой одинокими бликами,
Пей эту смесь отчаяния
- Ладони оставь открытыми.

Лови её отражение
В лужах – глазах асфальтовых,
Пей своё сожаление
Россыпью алых капель

Набережные Челны  Май 2001









Мне показалось…
Мы люди, потерявшие время,
Разбежались по закоулкам,
Рассыпали семя,
Подбросили звезды
И ожидаем,
Да только поздно…

А звезды упали
На наши макушки,
Сорвали крючки,
Взорвали катушки.
Нам говорили:
- Только не надо!
А мы отвечали:
- Вот времена звездопада!

Набережные Челны  16 марта 2001 г.

 
Я вперемешку улыбаюсь,
Раскаиваюсь и притворяюсь,
Не успеваю обернуться
И разглядеть петлявший след.

Я заблудился, я запнулся,
Упав на землю, растянулся,
Задумался, раскинув руки,
И понял, что меня здесь нет.

С мечтами в грохоте трамвая
Я вперемешку растворяюсь,
Могу лишь глупо улыбнуться,
Ведь фееричным вышел бред.

Я здесь, и в то же время где-то
С восточным ли я пью поэтом.
Я там, где был, когда я бредил,
Очнувшись через много лет.

Я вперемешку со столетьем,
Я с бесом пить садился третьим,
Мне воздух быта просто вреден,
Расслабился и всё, привет.









Легенда о красном городе
Посвящается реке Кундыш
Пролог

Стояли двое у ручья, у горного ручья,
Гадали двое - чья возьмет? А может быть
- ничья
Стояли двое, в дно вонзив клинки
Стальных мечей,
И тихо воды нёс свои израненный ручей
 
Абу-т-Таййб аль-Мутанабби
Перевод Г.Л. Олди

Горло жжет сырой табак
Всё не то и всё не так
Непослушные слова
Не ложатся на верстак

Ч по капле занимаю
Время у ночи
Только что-то мне мешает
Говорит: «Молчи!»

Там вдали давно погасли
Угли от костра
Достаю и крашу краской
Непослушные слова…

30 сентябрь 2000 г. Холмы.

Все туман, все сон… Осколки, блики, кружева бестолковых слов. Не так давно, вдруг, выпавший снег пополам с грязью, налипшей на валуны.
Самое время и место для вдохновенных предсказаний.
Мост. Наверху железная дорога, здесь высохшее русло ручья, вокруг неухоженная парковая зона, лес.
А дальше город.
Есть вопрос, значит, есть ответ.
Вопрос?
               Если бы ещё знать, как оно все звучит.
Я теперь как собака – все понимаю, а сказать
Ничего не могу.
Могу нечленораздельно мычать. Могу членораздельно.
Могу вообще не издавать звуков. Может, так поймут?
По выражению лица. По состоянию души.

Нет ничего. Только щемящее ощущение пустоты внутри.
А под ногами остатки прошлогоднего банкета.
Есть вопрос? Так точно! Есть вопрос! Товарищ комиссар! Как прикажете есть?
…Видно уходить придется ни с чем.
Поднимаюсь на холм, окидываю последним взглядом панораму родного города.
Надо возвращаться.
На той стороне реки Город распластался белесым куском известняка.
За спиной прогрохотал товарняк. Высоко в небе белая птица рухнула вниз случайно брошенным в воду камнем.
    Грохот за спиной все продолжался.
 

6 август 2000 г. 8 часов утра
7 км от о.п. «Силикатный»
река Кундыш


Листья жгут, сладкий запах смерти
- Жизни горькая строка.
Листья жгут и вряд ли кто заметит,
Как сгорает осень, уснувшая у костра.

Тишина стиснет зубы
И только наши … голоса
Голоса наших птиц где-то уже за рекой
Три, четыре, пять
Я ухожу искать Весну, Ау!
               
«Високосный Год»
16:37

Давно уже стих за спиной грохот уходящего состава
- Это она и есть?
- Ага!
Женька сидел на корточках возле самой кромки воды, запустив пальцы в мокрый песок.
- Правда здорово? Её Волк со скаутами нашел, а потом нам с белкой показал. Белка! Перестань ерундой заниматься. Палатку пусть ребята поставят, а я тебе тут такое покажу…

Я вздрогнул и поёжился. Всё никак, видимо, привыкнуть не могу. И долго ещё не привыкну, что всё иначе теперь. Хотя мало ли белок в природе? Ну, вот эта хоть…
Чуть прихрамывая, распинывая лопухи, по песчаному откосу спускалась Белка.
Не моя Белка. Ничья.
Следом за ней спускался Сова:

- Ну что вы там нашли? Золото Инков? Или артефакты древних Марийцев? - Никогда не поймешь, он шутит или где? У Совы мимика вообще бывает? Хотя нет… Вон, улыбается.

 - Не марийцев, а черемисов, лесных воинов. Ну, партизанов то есть…
Я тоже сел у края воды и прислушался к ее мерному шелесту. Что-то неуловимо знакомое растаяло в воздухе, что-то…

- Стояли два меча в ручье – чего ж не постоять?
И отражал, журча, ручей двойную рукоять.
 
- Паф! Ты чего, Охотник? На поэзию потянуло?
- Да нет, Сова. Наложение миров. Вперемешку с собственными переживаниями. А ты вместо того, чтобы ехидничать, лучше принес, действительно, пару клинков и айда потанцуем. А вечером я вам легенду о Красном Городе расскажу и о Белом. Лучше, чем у Муттаннаби.
- В прозе?
- Неа. В прозе в другой раз. Или вообще не
в этой жизни.


 
Легенды – ложь, легенды врут, легенды для глупцов.
А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,
И нет начала, нет конца у этого кольца,
Как рая нет для подлеца и меры для скупца…


 
Часть первая

Ночь сгустилась над тайгою,
Тому заклеив пеленою.
Искры пляшут над золою
Непотухшего костра.

Я держу своей рукою
Песню – слово золотое,
Не могу молчать я боле,
Рассказать пришла пора.

Нету больше мне покоя,
Помню город над горою,
И над каменной стеною
Алая горит заря.

А в тумане за рекою
Встали войны ровным строем
Чернь грозною толпою
Тусклые клинки горят.


Нету больше мне покоя,
Помню, сделал жест рукою,
Взвилась в небо надо мною
Подожженная стрела.

И текла орда рекою,
А ворота нам откроют,
И разбудят звуки боя
Всех, кто не открыл глаза…


Часть вторая

               
Не воздам Творцу хулою за минувшие дела,
Пишет кровью и золою тростниковый мой калам.

Было доброе и злое – только помню павший город,
Где мой конь в стенном проеме спотыкался о тела.
               
Абу-т-Таййб аль-Муттаннаби
«Касыда  о взятии Кабира»
Перевод Г.Л. Олди
               
Достаю и крашу краской
Непослушные слова:
«Не воздам Творцу хулою
За минувшие дела»

Помню, по углам с золою
По разбитой мостовой
Шёл нетвердою ногою
И держался за коня

Я оставил за собою
Стены залитые кровью.
Что же сделала со мною
Растревоженная тьма?

Не закрыться мне рукой,
Пятна крови не отмою,
И не будет мне покоя,
И навечно проклят я.

Вот затихли звуки боя,
Войны вызванные тьмою
Исчезают. Сам с собою
Я остался здесь стоять.




7 август 2 часа утра палаточный лагерь
река Кундыш.

Потонув во тьме, слова осыпались пеплом на красные угли костра. Где-то там, в глубине огня, стоял от рек, пролитой крови Красной Город.
Первым  подал голос Шаман:

- И что, Охотник, так всё и было?
- Не знаю…
  Я ответил после короткой паузы
- Может так. Может иначе. Может только будет потом. Это же сон все. Легенда. А, Сова? Ты то как думаешь?

  Сова потеплее укутал одеялом Марину, поворошил угли палкой…
- Фантастики ты обчитался, брат. А с другой стороны, может, и правда все.
  Тут падала голос Белка:
- А что Город? Что дальше было?

Ну, городов должно быть два. Белый и Красный.
Последний до основания потом срыли… а белый…
Не знаю…

Помню. Снова возвращался.

Помню. Снова возвращался
Туда, откуда прогнали,
По белому камню ступая
Испачканными сапогами.

И падал, рыдая, на землю
И к ней прижимался губами,
И города белые стены,
Готов был обнять руками.


Октябрь 2000 г. Вечер
Центральная улица Города.

- Я вернулся! Я готов был с ума сойти. Но вернулся. Плюнул на все, насрал и розами засыпал. Все к черту, к иблису, шайтану, и всем их подопечным. Я жить хочу, а не бегать из одного измерения в другое. И вообще! Если я снова куда-то сорвусь, то бегать буду всю оставшуюся жизнь.  Тем более вечную.
Я по друзьям соскучился! По Белке, по Сове и даже по Шаману Озику… Немного…
- А она? – зашевелился во мне внутренний голос.
- Да не стоит она того! Да и не было её тем более.
- Сон это был… кошмарный!
- А я и не отпираюсь…
Тут мой семейный перетреп со внутренним голосом прервал женский оклик:

- Молодой человек! Позолоти ручку, эй-э! все, что было и будет, поведаю, судьбу покажу, сердцэ облегчу, милую…

Рядом со мной оказалась низкорослая, полная женщина в старом пальто поверх цветастых платьев. Я не очень люблю цыганок, тем более, что и сам будущее предсказывать умею. Хоть себе, хоть кому ещё. И даже денег за это не требую. Но тут нашло что-то вроде азарта, сунул ей целковый за пояс, и она, довольная, схватив ладошку, затараторила.

Высказав мне все то, что я и так о себе знаю, она вдруг хитро ухмыльнулась и выдала мне на одном дыхании с новым каким-то акцентом:
- Знаю уже, тяжэло у тебе на сирце, но вижу, успокоишься ты скоро, в лэто на будущий год, все здесь ты найдешь, если дело свое ты праведно делать будешь. А имя её…
 
Тут кроме « …ена» я ничего не разобрал,
А шустрая цыганка шасть мне рукой в карман, выгребла последние сбережения и дёру.
А я так и остался стоять столбом посреди улицы!

Мошенница, метнувшаяся к подворотне, вдруг остановилась, повернулась ко мне лицом, крикнула что-то и провалилась во тьме подвора.

Вот только показалось мне или нет.
Подмигнула она мне.
А, может, тик у неё. Работа то нервная –
Честных людей обжуливать.
 

20 августа 4 часа утра 2001 г.
Дом. Город.

Хорошо, что сигарет две пачки. Было. Осталась одна.
И мыслей не осталось. Так, сумбур один. Оклики и отрывки.
Вперемешку со снегом, осенними листьями, песнями
Калиникова и Митяевого, звоном оружия и ещё черт знает чего.
Правильно, Сартр, по-моему, сказал:
«Этой жизнью можно либо жить, либо писать о ней»
А я что делаю? Скриплю гелевой ручкой по бумаге
И при этом шепчу как молитву.

Господи! Что это?
В листве шелестом,
В ночи тьмы, лепниной,
Я же тебя обману, милая!
Глаз твоих озёра золотистые,
Боже ты мой!
Солнце мое!
В воздухе винном, тягучем, пьяняющем
Я растворяюсь
В забытье пугающем.
Я же спугну твою нежность,
Невинность хрупкую.
Я же боюсь потерять
потеряться…
остаться один…   
снова туда возвращаться…
в глупую               
память, фантазию. Нереальность,
Где кони роют копытами землю,
Где снова по кругу пойдёт моё время.



Эпилог пролога.

Крепче стали клинка
Слово
Жарче битвы огня
Сердце
Вот и бьётся оно
Снова
Вместе с визгом на тысячу
Терций

До вечера осталось десять часов. Что я ей скажу?
 
2001 год.