Посвящается Aectaeinу...

Ты не знаешь, а мне приснился такой удивительный сон!
Будто я сижу на собственной  кухне, курю свои любимые тонкие сигареты с ментолом, и дома нет никого, и никого не предвидится, в общем-то.
Я сижу за столом, на его краю лежит газета, а на ней огромными буквами написано – Бог отменил смерть.
Я улыбаюсь и думаю, что, наверное, атеистов он решил оставить умирать, и мне ни капельки не грустно.
Умирать так, умирать, а что жалко разве просто взять да умереть, самое прекрасное -умереть и не знать об этом. Во сне или как-нибудь еще. И я не говорю об этом с какой-то печалью или долей мечтательности. Я призналась первый раз во сне, что я не люблю смерть, и мне, как бы, и не хочется умирать, и все что я говорила раньше, только доказывает это.
Глупо. Я беру в руки газету, читаю статью и понимаю, что вот она свобода. Или бесконечность. В жертву принесли всех кто старше 40 лет, и те года, которые они могли бы прожить, дают нам вечную молодость. Я перестаю улыбаться, тушу сигарету в пепельнице (откуда она только так во время появилась), но достаю новую. Прикуриваю. Закрываю глаза.
Грустно. Я ведь кого-то любила кроме себя. Мне жаль моих родителей и моих любимых тетушек и дядюшек, которые души во мне не чаяли. И всегда находили нужные слова, нужные связи и лучшие дороги для меня.  А теперь я одна. Одна…дым сигарет и газета.
За окном видимо ночь, или просто очень мрачный вечер, да и каким он может быть после этой великой новости.
И я все сижу, все курю, все грущу.
А сон все не кончается.
Я открываю холодильник, достаю свое любимое клубничное молоко, наливаю его в  бокал, проливаю. Все же бокал цел и я наливаю опять. Пью, и думаю, что молоко и сигареты не совместимы, а все же пью и курю.
Я думаю о своих друзьях. Если они конечно у меня есть, и я имею право называть их своими друзьями. Я вспоминаю о свих кумирах, которые, наверное, уже принесены в жертву…
И я все думаю, как бы мне сделать так, чтобы вернуть все это обратно, как бы мне исправить эту гнусную ошибку. И так мне и не приходит ничего в голову.
А я все сижу, и мне так жаль всех, в частности и смерть, потому что ее больше не будет никогда, и заработалась она совсем в прошедшее воскресенье.
И тут мне становится весело, потому что я точно знаю, что вчера было воскресенье, а на газете написано что-то вроде среды. Странно, да и число не то, и год не тот, и вообще это все бред полнейший.
И я проснулась, и знаешь, мне так хорошо стало и легко, не считая головной боли от выкуренных во сне сигарет, и боли в животе от  выпитого молока. И все же мне было так хорошо и приятно, что кончился этот сон, с моей беспредельно грустной осенью, с моей невероятно тоскливой и уютной кухней, с моим отношением ко всему, что было, есть и будет.
 Как закончился сон, так и закончилась моя жалость к уставшей смерти, а ведь она-то всегда молода, всегда с косой, что нам, простым смертным жалеть ее.