Измерения два стихотворения Юлии Вольт

Темно. Шелест. Шорох. Легкое потрескивание.
Синий свет где-то в углу: электрические сполохи в темноте кажутся какими-то спокойными, надежными, домашними, что ли. Хочется устроиться рядышком и слушать этот шелест - как будто шепчет кто-то на неизвестном языке...
Это электричество, напоминающее птичий щебет, странное, оно и летящее, свободное, и мягкое, обвалакивающее, как детское одеяло. Это электричество не измеряется в вольтах, оно измеряется словами, теми самыми легкими синими словами.

Ворвалось - и разорвало черноту, разрезало ее скальпелем, открыло окно в огромный и свежий мир: гляди, запах соли и крики чаек, брызги вылетают за край - вон уже одежда намокла.


Отошло... И снова накатило...
И впадает в некий Океан
речь моя, текущая по жилам...


И опять слова, смотрите, они везде: в этих брызгах, таких живых, свободных, пролетающих все на свете измерения - от мыслей к бумаге и дальше, через сотни проводов, во все части земного шара.


Шторм воды, оправленной в стакан,
незаметен глазу, но волнует
кровь. И сердце новая волна
обмывает. Лоб мой поцелуем
ледяным жжет полная Луна.
Стынет кровь... Но жаркая лавина -
накатило! - взламывает лед...
Я вхожу кристально-неповинной
каплей в Мировой Круговорот.
 

И сколько же разных слов, громких и тихих, веселых и убийственно-серьезных, плавает в этом Мировом круговороте, они мягкой пеленой обтекают старый голубой шарик. А сколько же капель человек в этом круговороте! И среди них - электрическая ветвь красивых слов и простых вещей.


Автор строк - человек не простой. Равно как и строки. Точнее, они ровны и просты. Они просты, изящны, просто простота их лишена простоватости, они просты и не просят за это прощения. Нет, они гордо и свободно летят в этом огромном круговороте, сочетая в себе чет и нечет, и нечет, обращенный в чет, лед и жжение, Луну и шторм, старые добрые огонь и лед (воду), и, при этом, легко так, ненавязчиво, опять же - по-домашнему, свойски.
Энергия этих строк, словно сжатая пружина, которая в любой момент со скрежетом разогнется и шарахнет... Это человечность. Это вечная, подлинная Человечность - умение ворваться в огромный и сложный мир, ворваться и перевернуть его с ног на голову, чтобы протянуть руку, туда, вперед - нескончаемо вперед.
Это Человечность - умение не просто жить в мире, видя не слышимое и слыша невидимое, но и умение созидать, создавать свои миры, где моря и замки, маги и зарево строгого средневекового костра, где страдание и красота сжаты в острые строки, разбивающие коросту привычного восприятия объектов, это некое экто-нечто, без всякой вычурности стоящее где-то совсем-совсем рядом...


Княжили князи, когда чернокнижник
сжег свиток с рунами
и тонкорунного
овна на жертвенный круг возложил.
Выпил он чару настойки из пижмы,
запричитал нараспев, заблажил.


Черные книги и белые лики, листья листают страницы, и мысли уносятся прочь... Желтый цвет осязаем и неподражаем, и теплая пижма, и чары, и руны, и звезды на небе поют - как о судьбах людских, привередливых людях, о небе над ними, поющем про них, и жертвы, и пламя... Седеющий мастер покинул свой дом для железных молитв.


В сердце костра Саламандра возникла,
взмыла над кронами,
непокоренная.
Сразу костер обескровленно сник.
На чернокнижника мертво и дико
глянул из зеркала дряхлый старик.

Звуки и песни, и мифы. Бездольные ветви орешника смотрят уныло, пламя свечи на рассвете расстаявшей, баллады о людях и мифы о них, и все это ради... И все это ради ... Конечно, чего же еще. И звуки! И звуки задумчиво виснут на выдохе, воздух тяжел и стеклянен, как миг происшедшего - все это висло и гасло, сплетаясь в узоры и вязь из слов. За-пе-чат-ле-но, и в ближайшей вселенной кому-то далось, и Слово пришло.


Жизнь чередом шла: посевы да жатвы.
Петь, плакать, сетовать.
Но про бессмертного
мага Кощея молва поползла...
Грозно, хмельно, по-разбойничьи ратно
княжили князи в обители Зла.
 
А князи все княжут, поди и поныне уставшее время все вяжет и вяжет. Тесемка на шее поди истрепалась. Кощеева старость - ужасно, но свет от костра или пламени жертвенной жизни никак не иссякнет, и время пришло, чтоб кто-то иной слушал песни, и звуки рождали мелодии мыслимых слов. Чтоб кто-то иной на рассвете ль, закате ль, играл со словами и слушал, как там, в печатной вселенной разбойничьих жестов старик вышел спеть про седое вино, про годы, а годы просижены утром, и столько там пятниц, и столько свечей, и столько подобий, надгробий, и все же, в сухом и засушливом климате жажды обителей нежити: изморочь - прочь. Прошел огонек, и разряд воскресил нас, и снова старик, как и был, - молодой. Течет, извиваясь, по строчкам, он жив. Да, и даже в далекой вселенной у ног богов, неизвестных, пока - неизвестных, немыслимо старых и странных вообще, пробился источник, а в нем только точки, и синий разряд пробудил даже их от спячки, что зимней, что летней: неважно. В конце-то концов, это были слова.

Это есть - Слова.

Это источник, фонтан, бьющий синим-синим электричеством, Альфа-начало баллад повседневных, это энергия живого Слова, проходящего через любой барьер, даже такой, как чужие мысли. Это сила, дамы и господа. Это слова, которые остаются, потому что они уже остались, в самый момент написания они появились везде, в воздухе, в воде, в огне. Их сразу запомнили все саламандры и прочие существа, ведь они живут, пока живут  эти слова. И энергия эта не будет угасать. Просто, со временем она не будет давать по шарам, как молодое и терпкое вино, а станет услаждать изысканным букетом и изумительным благородством, свойственным только по-настоящему живым словам.

Это - все.
Это Юлия Вольт, господа.


______________________
Страница Юлии Вольт:
http://stihi.ru/author.html?tal-13