Исповедь злодея

***
«Исповедь злодея»
 Бредя по острой, грани лабиринта.
Среди обломков, девственного рая.
Катилася слеза, на грудь упасть желая.
Одна скупая, а за ней другая.
И вот, поток уже их бесконечен.
Рыча, несётся, по пути сметая.
Коварность злобной мысли, что играет, -
- на пламени священных, вечных истин.
Равняясь на одних, вторых, и третьих.
Поймавшись в сети, блуда их.
Подкуплено взирая, озираясь
На то, что некогда, -
- совсем ещё недавно.
Мы называли истиной, и раем.
Но преступив, единожды всего лишь.
Черту незримой видимости грани.
Пятой невежды, грешного порока.
На посох вечной мудрости, и света.
Топтали ноги, и роптали губы.
В обломки, всё святое сокрушая.
Погасла искра, в разуме сознанья.
Последнее, вдруг резко проломилось.
И превратилось, в груду костной пыли.
Вокруг себя, лишь низменность желая.
Священность жизни, слова, мысли.
Окутал сумрак, безраздельного покоя.
Штиль неподвижности, завесой опустился.
Тьма наступила, и во мраке ночи, -
- бродили тени, скрежеща зубами.
Умом голодных, нищих духом.
Полны желудки, мясом зла.
Слезы жемчужина повисла на кольце.
Ярмом раба, висящем на проколотой ноздре.
Своих желаний у истока тьмы.
 Среди покрова, бессердечной своры. -

- Печать коснулась моего лица.
Своей мерцающей улыбкой, не бытья.
Всего мгновенье, и его не стало.
И разум, выпущенный мной, -
- был ветром праха, в многомерность унесён.
Зачем так поступил я???
Сам того не знаю.
Возможно злоба, ненависть, и зависть.
А может быть, то желчи гнев, и ревность???
Теперь не важно, ведь Его, уж нет.
И на паркет упал, несущий зло, -
- холодный, чёрный, пистолет.
Возможно, так оно и было?
А может быть, и по - другому.
Быть может, несколько иначе.
Об этом, знать могли лишь двое.
Одним был он, с загадочной улыбкой.
Такой весёлый, необъятный.
Таинственный, и всеми не понятный.
Другим был я.
А может быть, и ты.
Коварный, мерзкий, и с изнанки гадкий.
Пропитанный, весь алчной слизью.
Пресыщенный, мирскою властью.
Людскою злобой, бессердечной мрази.
И чем - то там ещё, -
- о чём лишь только Бог, и Дьявол знают.
Будь так любезен, и заткнись.
Теперь, не стоит окроплять, кого - то грязью.
Громоздкая печать вины, лежит на крышке гроба.
Теперь он там, среди живых.
В миру, где в небе благодать, и звёзды.
И по его лицу, безмерно льются слёзы.
От запредельной радости, и счастья.
А мне ж теперь, придётся гнить.
Здесь, в этом мрачном, тёмном мире.
Скорее не живых, а полумёртвых  …
***