двадцать восьмое сентября

Не видно звёзд. Луна. Одна луна.
И я один, да сколько это можно?!
В ночи крадётся кто-то осторожно
и не внизу, а где-то вдоль окна.

Уже почти закончился сентябрь.
Мне было холодно вчера, студёным днём,
когда с моста смотрел на водоём.
Эх, прыгнуть бы, солдатиком хотя бы.

Нет. Умирать пока не входит в планы,
ведь только-только начинаю жить,
мне предстоит детей разубедить:
в четырнадцать – царапины, не раны.

С экрана смотрит яркое ничто,
листаю я страницы новой книги,
себя жалею, но несу вериги
под рёбрами, под выцветшим пальто.

Двадцать восьмое сентября в начале,
прошло всего лишь полтора часа.
Но что это? Я слышу голоса
за дверью. Вы навряд ли б их узнали.

Мои любовницы беседуют в подъезде.
О чём-то женском, так, о пустяках.
Их, разных, семеро в моих жило руках,
но я уже давно от них в отъезде.

Вот, погляди. Собрались. Принесло.
И обсуждают что-то там такое,
бессмысленное явно, но больное
и мне от этого темно, а не светло.

И надо б выйти, но, увы, робею,
пусть ухом жмусь я к холоду двери,
им много обещал в среде перин,
хоть знал что выполнить, конечно, не сумею.

Обманывал. Читал одни стихи.
Одни и те же, каждой, по порядку.
Неторопливо, как пчела брал взятку
и улетал, чтоб после стать глухим.

Я не бросал их сразу, невозможным
так поступать, считал я для себя
и тем, наверное, грешил, усугубя
их положенье в мире столь тревожном.

Развод так прост: «Ну, встретимся. Пока»
А дальше чернота чернильной кляксы,
и уезжал я даже на Аляску,
чужому счастью, обломав бока.

И вот они, спустя тринадцать лет,
да в полнолунье, подгадав с визитом,
желают поквитаться с паразитом.
Других здесь объяснений вроде нет.

Пойти и сдаться? Может, выйдет милость?
Повинну голову не отсекает меч.
А может, назначенье новых встреч,
даст жизни тонус, чтобы всё лучилось?

Куда там радиации до них.
Всё видят через дверь: я полуголый
сижу в трусах на кухне невесёлой,
то ль сплю, то ль сочиняю этот стих.