Две столицы. Книга стихов

      

                Мамаева Екатерина.
         Две столицы: Санкт-Петербург и Москва.
          Стихотворения.  2004 г

      
      
      Вниманию читателей представляется шестой
сборник стихов Мамаевой Екатерины «Две столицы:
Санкт-Петербург и Москва». Первый сборник «Во
славу Божию» вышел в 2003 году. 
      Мамаева Екатерина уроженка и жительница
города Саров Нижегородской области. Закончила
институт и в настоящее время работает научным
сотрудником в Федеральном ядерном центре.  Член
литературного клуба «Саровские ключи».
      Со всеми стихами автора можно познакомиться
на национальном сервере поэзии в сети Интернет по
адресу:     www.stihi.ru/author.html?stih_ss
         


Содержание.
         

Две столицы: Санкт-Петербург и Москва. 4
Цикл «Санкт-Петербург» 5
Морской собор. 6
На Васильевском. 7
Вокзальное 8
Питер, я приехала! 9
Окно в Европу 10
В духе времени. 12
Великан над Невой. 14
Казанский собор. 16
Спас на крови в Питере. 17
Милостыни... 18
Морячок из Питера 19
Шарик 20
Цикл «Москва» 21
Московские страдания. 22
Столичное созвездье. 24
Ах, отпусти, столица! 25
Лгут белые цветы. 26
Аллилуйя! 28
В метро. 29
Аттракцион Москва. 30
Бессонница. 31
Авария. 33
Так бывает 34
Золотая Москва. 35




   Две столицы: Санкт-Петербург и Москва.

     Диалог столиц фактически уже начался, когда на месте будущего города
Санкт-Петербурга не было забито ни одной сваи. Смутные чертежи иных
картин мира и нового устройства определялись в характере и в поведении
юного московского царя Петра. Новая культура возникала как игра. Должно
было пройти много событий, чтобы Пётр узнал московскую жизнь с худшей
стороны, исполнился к ней сначала страхом, а потом ненавистью и
презреньем. Когда царь подрос, а его занятия из сферы прекрасной
бесполезности перешли в разряд государственного деяния, всякая игра
закончилась.
     14 (27) мая 1703 года основывается новый город. Петербург –
осуществлённая утопия, макет мировой столицы (претендующий встать в
ряд Иерусалима, Рима, Константинополя, Москвы). Петербург – город
повышенной знаковости. А посему Петербург – город-декорация, фасад
империи, город-театр, обитатели которого призваны к ролевому поведению.
Черты города-выскочки всегда раздражали древнюю столицу Москву с её
естественным и народным характером. 
     Замысел Петра осуществлялся наперекор традиции и в облике
Петербурга проявлется поединок цивилизации и природы. Петербург возник
как памятник цивилизаторского энтузиазма. Преобразование «натуры» в
человеческое гнездо может мыслиться при этом как  пересоздание
национального типа характера и стиля жизни. Петербург задал убыстрение
исторического времени. Идеи прогресса, просвещения стали оцениваться
положительно.
     В борьбе за приоритеты Москва родила новую мифологию города-
феникса, который горит и не сгорает, погибает и возрождается.  За
Петербургом же прочно установилась мифология «Обречённого града»,
«Города-Вавилона», «Чужого города».
     Несмотря на исторический спор двух городов, провинциалы оба города
воспринимают как столицы, прекрасные и привлекательные. Обычные
стереотипы: Москва – сердце России, Петербург – город ума, золотое
Эльдорадо. Но попадая туда, люди испытывают одиночество в толпе. В
замысле космической громады хаоса Города – погубить всякую малую
частность и всякого маленького человека, который испытывает
томительную любовь-страсть к великому городу.

   
      Цикл «Санкт-Петербург»

   
     Морской собор.

     Катерком мы пройдёмся студёной водою
     Всех каналов под сводами низких мостов.
     И под шум полуволн ход Фонтанки витков
     Ряд фасадов явит за оградой литою.
       
     От Петра тут история вся во дворцах.
     И от острова к острову мост как звено.
     Мы – в цепи всех времён, всех знамён. Решено:
     Якорям Петербурга быть в наших сердцах.
       
     Петербург, мы матросы твои навсегда.
     Всех свистать! Примем ветер с залива на грудь.
     В океане волн, Господи, с нами Ты будь...
     И в соборе Морском пусть мерцает свеча.
      
    

На Васильевском.
             
     А на Васильевском – трамвайчики звенят.
     А на Васильевском – десяток Линий в ряд.
     С залива ветер и опять идут дожди.
     Ты у метро меня под зонтиком дождись!
     В домах приземистых в ночи огни горят.
     И репродукторы невнятно говорят.
     Под песни Баскова, младенца плач и брань
     Всё пьют в квартирах водку пары Зин и Вань.
     Опасно в Питере... Со мною ты. Не бойсь!
     По лужам шлёпаем. Простужены насквозь.
     Предатель-эхо вторит без обиняков
     В аркаде врат пугливый цокот каблуков.
     В колодце дома бьётся ветер в западне,
     Листву пожухлую кружит на самом дне.
     Пришли. И что же это, если не любовь,
     Коль провожаешь ты до дому вновь и вновь?
    
      

     Вокзальное
         
     Была пора, когда несмелый первый снег
     К земле легонько припадал и, млея, таял,
     В ночи озябшую подругу обретая,
     И затихала та, дрожа в тревожном сне.
    
     В мерцаньи фонарей знакомый нам перрон.
     Охрипший голос объявляет электричку.
     Прижались и от холода дрожим, вдвоём.
     Нам расставанье не войдёт в привычку.
    
     Вот был и нет тебя. Увёз железный конь,
     На стрелке загудев насмешливо. Огонь
     Вдали погас и замер звук. А метроном
     Колёс считает между нами километры.

   


        Питер, я приехала!
         
     Питер, я приехала, а ты меня не ждал!
     И спросонья жмурится твой старенький вокзал.
     На платформу вышла я на самый дальний край.
     Ветер, снег и отовсюду в уши бьёт вороний грай.
    
     Питер, я приехала, - вздохну, пойду в метро.
     Не успели свидеться, а надо мне в нутро...
     Эскалатор круто катит в сумрачный подвал,
     И толпу приезжих бьёт в час пик девятый вал.
    
     Питер, я приехала, а ты меня не ждал!
     Холодок различия меж нами пробежал.
     Притулюсь в общаге я средь равной лимиты.
     Где удобства нищим нам, а где дворцы и ты!

 
 
              Окно в Европу

Здесь в Петергофе во дворце на кромке у воды морской
Окно в Европу Пётр открыл... И так свежо, о так свежо...
Холодный вызов, что сквозит в прибое Балтики: «Ужо!»
Вам не понять в чаду дорог на Невском или на Тверской

В те времена в даль иноземну лишь Пётр с надеждою взирал.
Созиждал ж не окно в Европу, а размалёванный балкон.
Чтоб барчуки перед немчурой выпячивали их фасон,
Он всей командою кропал тут в сроки краткие аврал.

Пётр воплям русским не внимал. Переиначив времена,
Насильно гением кровавым влачил в Европу царь народ.
Торжествовал: пусть Русь покорно воспримет иноземцев свод!
И мнил: рукой железной сеял он просвещенья семена.

В кафтан немецкий обрядил царь государство московитов,
Сорвав посконные одежды и азиатскую подкладку.
А жить в Москве, в столичном граде  не стал  и основал  вновь кладку
В земле болотистой и гиблой дворцам  и замкам сибаритов.

Санкт-Петербург, как иностранец, со зла печатью на челе.
И, духом движимый чужим, вторым Град вечно остаётся.
Европа ж в новое окно Иванам холодно смеётся
И шлёт войска.  Девятым валом волна балтийская уже...

   

     В духе времени.
       
Фонтаны Петергофа бьют каскадами,
Брызг мириады салютуют в честь Творца.
Любимые когда-то так монархами,
Нас радуют, всех посетителей дворца.

Картавый гид Григорий возит в Петергоф
Те стайки любопытствующих наших граждан,
Что в день свободный чают видеть жизнь верхов:
Какой там избранным персонам антураж дан?...

Желающих довольно много залы обозреть
С сокровищами царского житья и быта.
- «Тут в кабинете мог, представьте, Петр сидеть.
Вот тронный зал, а вот и спальня вам открыта».

Так анфиладою покои обошли.
Чего-то в жизни царской не достало нам.
Загадку врат закрытых чудом мы нашли.
- «Да, в духе времени новят часовню там».

Устал гид отвечать, увёртываясь
От тысячи недоумений и вопросов:
Жила семья Романовых, молясь,
А на показе – вид диванов и матрасов.

   
    

Великан над Невой.

      1. Великан над Невой – Исаакий.
      Его видеть в окно может всякий.
      Храм так дивно-темно золотится,
      Сквозь туман, полумрак смотрит в лица.
       
      Люд вокруг великана толпится,
      В гроты красных колонн им бы влиться.
      Тайный мир подсмотреть там, внутри.
      Да целы ли святынь алтари?
      
    
      2. Для того только стоит попасть в храм,
      Чтоб в огромном пространстве, как в Нотр-дам,
      Ощутить себя малым зерном во Вселенной,
      Той травой, что без счёта мрёт тленной.
       
      И, взирая на лики святых в вышине,
      Вдруг увериться – те только люди вполне.
      Коль захочется встать со угодником вровень,
      Остановит музея табличка «Не тронь их!».
       
      3. «О, храм мой – молитвы храмом наречётся»,
      Кто поверит девизу – едва ль ошибётся.
      Не бывает святыня унижена столь,
      Чтоб отвергнуть свидетельства боль.

      Бог во всем – и в кресте в вышине над Невой.
      В злате купола, что окружён синевой.
      В белых лилиях, млеющих у образов.
      И в раскрытых объятьях Христа – нам это зов...
 
            

          Казанский собор.
             
     Ты, Невский проспект обняв нежно
     Прохладою римских колонн в зной,
     В полудень тревожно взираешь
     На толпы и гулко взыхаешь.
       
     Людьми ль ты обижен, судьбою?
     Горды ж красотою такою
     Столичные питерцы. Что же
     Меня не манишь внутрь ты тоже?
       
     Забыть не могу о безбожье
     Музея внутри. Бездорожье
     Былых лет изгадило нас.
     Что скажем Судье в смертный час?
    
   
      
       Спас на крови в Питере.
       
        На Руси храмы есть -  на крови.
        Вопиют до Небес: «Бог любви!
        На закланных иудами жертв,
        Господин наш, призри! Дом наш мертв...»
             
        Был воздвигнут молитвенный храм,
        Но страной россиян правит Хам,
        И на месте убийства царя
        Лишь музей посреди алтаря.
             
        Сей музей не убийцам ль царя?
        Святотатцев кровавых заря
        Не дадут нам забыть их имён.
        Не бойцы ль Сатаны  у знамён?
               


           Милостыни...
          
В городе жёлтых громад, «Идиотов», кликуш
Чуждо и холодно, ветер с залива с дождём.
И на окраине Питера вряд ли мы ждём
Встретить приют иль спасение собственных душ.

Здесь, на пригорке церквушка за кронами лип.
Нищая будто, темна деревянная стать.
Тут, на виду, обездоленной питеркой встать
Что позаставило? Мокнет под дождика всхлип.

Жалок её во смирении бедности лик.
В сердце стучит проходящим и едущим всем.
Но мимоходом уносит потоком, меж тем,
Добрых и злых далеко всех... Ведь Питер велик.

 

      Морячок из Питера
               
     В Петербурге моряк - не в диковину.
     Твоё судно в порту, как бутыль вину,
     Но пока не заполнится - плавает.
     Ведь еще не течёт днище ржавое.
     Если завтра в поход, то из Гавани
     Под бравурный уйдёшь марш от пристани.
     А пока выходной, ты штанами-клёш
     Тратуары у набережной метёшь.
       
     Дата круглая нынче в истории.
     Череда кораблей в акватории.
     Над Невой в честь парада - салют ракет.
     У Невы - толкотня, карнавал, банкет.
     Безкозырки взлетают  под крик: "Ура!"
     Нынче праздник и чествуют град Петра.
     Морячок! Видит Бог, Петербург всегда
     Твоя пристань родная через года.
 
   
            Шарик.

          Тёплый дождик припустил.
          Ветром с Балтики влекомый
          Шарик лёгкий загрустил.
          Он на нитке – невесомый.
               
          Переждём под козырьком
          Остановочки трамвая?
          Иль ты хочешь пузырьком
          Всплыть сквозь воды Первомая?..
               
          Ах, пожалуйста, лети!
          Демонстрируй «Мир, труд, май!»
          И от нас привет в пути
          Питерцам ты передай...
               
          Шар помчится вдаль рывками
          С чайками вперегонки
          Над Невой и берегами...
          Наши связи – так тонки.
 
         

      Цикл «Москва»



         Московские страдания.


     Ты стал недавно студентом, московским вполне.
     Враз показать всё решил. Мне – влачиться «хвостом»
     По бесконечным проспектам в народной волне.
     Зря ты меня удивляешь своим хвастовством!
       
     Мнишь, что Москвой ты пропитан, как будто в вине,
     Да жидковат аромат, далеко ещё будет до рома.
     Всё, что ты раньше ценил, то теперь не в цене,
     Да груз привычек и мнений с тобою из дома.

     И так нелепо, что поискам нашим в награду
     Мостик горбатый. «Под ним, глянь, столичные утки!»
     Провинциально глазеем, склонясь на ограду
     В скуке болтаем, смеёмся, ища меж тем шутки.
       
     Но не до шуток, устали мы так воскресеньем!
     Все свои силы отдали, любуясь столицей.
     Где тут метро? Оно будет влюблённым спасеньем.
     О, не ходите в Москве вы дорог вереницей!   

      
 
Столичное созвездье.

Утро встретим под рокот идущих на взлёт самолётов.
Умываясь не свежей, а мёртвой водой из-под крана,
Мой знакомый, москвич собирает себя для полётов
И стартует в столичном созвездьи из Тёплого Стана.
Автономен, как спутник Земли на орбите далёкой,
Он в круженьи по кольцам к обыденным целям стремиться.
День за днём повторяя маршрут бытия одинокой,
Не внесённой в реестр звездочётов, небес единицы.
Он на связи мобильной, доступен друзьям и начальству.
Он привык быть в пути, вычитая дорогу из жизни.
Он в броню заключён и закрыт астероидов хамству.
Он в ракете крылатой пилот от рожденья до тризны.

 

        Ах, отпусти, столица!

     Зеркальные витрины – в их отраженьи мнимом
     Увижу вдруг особу – в кругу недопустимом.
     Неведомым эффектом – моё изображенье
     Среди рекламных чучел – ох, наше вам почтенье!
     «С иголки» манекены – в нарядах от Кардена,
     Но почему-то босы – и в головах их пена.
     Подсвечены неярко – фонариком глазастым.
     Улыбками слащаво – всё врут зевакам частым.
     Ах, отпусти, столица! – здесь как-бы не напиться.
     И в миражах бульварных – совсем не заблудиться...
     Я с головою целой – да в каблучках точёных
     Поеду цокать звонко – в свой городок учёных
              .

         Лгут белые цветы.

     1.  Платаны на Калининском в цвету.
      Красуются нарядом во чаду.
      У стен громад бетонных на проспекте
      Весеннюю их нежность пожалейте!
      Им б на Крещатик в ридну Украину,
      А их судьба забросила в чужбину.
      И лгут прохожим белые цветы,
      Кивая ласково средь суеты...
       
         
2.  Девчонки на Калининском цветут,
   Нарядом и улыбкою влекут.
   И взгляды всех мужчин к ним неотрывно.
   Для них огни витрин горят призывно.
   Девчонке б нужен кавалер, как даме,
   А ей – в метро, в район, в высотку, к маме.
   И лгут прохожим девичьи улыбки!
   О, как Москвы проспекты зыбки...
   
            
         

Аллилуйя!

  Пришлось однажды поздно мне пешком идти
  Уныло в стылых сумерках домой брести.
  Чу, слышу вдруг вдали церковные напевы,
  Как «Аллилуйя!» восклицают в хоре девы.
 
  Так дивно звуков торжество в простом том гимне.
  В безлюдной местности окрест одной слышны мне
  Священника милующего гласы: «Мир всем!»
  Всё смолкнет разом, завершится службы ход в семь.
 
  Тихонько, покаянно белый снег идёт.
  Деревья бьют поклоны, воронье орёт.
  Как хочется услышать вновь мне: «Аллилуйя!»
  О, церковь бедная! К тебе опять приду я...
       
         


         В метро.
          
          Фигурка хрупкая в метро
          К колонне мраморной прижалась.
          То эшафот её иль трон?
          Положен ей почёт иль жалость?
               
          Водоворот людской кружит,
          Об ту колонну разбиваясь.
          А под ногами пол дрожит.
          Грохочет поезд, удаляясь.
               
          И только миг толпа взирает
          На девушку. Её где ж друг?
          Не он с букетом в зал вбегает,
          Быть может к ней, в объятья рук?
               
          Пусть совпадёт со сказкой время!
          Метро покажется дворцом.
          Будь свитой, пассажиров племя!
          Он – паладином, не юнцом!
         
          



      Аттракцион Москва.

Забава русичей, аттракцион «Москва»  включён, 
И в круге карусели жизни всяк верхом на кляче.
И всяк в одной позиции в ряду, не смей иначе.
И всяк судьбою в канитель невольно вовлечён.

Столичный житель катит в круговую с криком: о!
Дружок, поглубже в кресло карусели ты лепись
И, рот раззявив, крепче ты за поручни держись!
А то - сорвёт и улетишь за третие кольцо...

И ждёт беда: под яркой краской – прах, гнилой металл.
Не верь глазам, снаряду карусели много лет,
И не надейся на гарантии реклам, их нет.
Авария сметёт аттракциона пьедестал.


   

Бессонница.

Когда все выпито, и надоест усобица,
У алкашей в ночи случается бессоница.
И выползают из лачуг дышать они во двор,
Опять о выпивке ведут по кругу разговор.

Все тут, один лишь брат в милицию изъят.
Но не о нём здесь виноводочно бубнят.
О том, как денег на бутылку б раздобыть,
И чарочке последней быть сегодня, иль не быть?

Для публики такой «налить и выпить» как обряд.
Да ничего «не светит», и сидят на лавке в ряд,
В карманах пусто, а некчёмных звёзд – немерянно.
- За четвертинкой бы послать, -  твердят потерянно.

 

Глядят: как окна гаснут по программе энтиви.
Да вот еще: расставшись наконец-то с визави,
Домой к себе последние прохожие спешат,
И алкоголиков любовные затеи их смешат.

К помойке мимо кот  крадётся, как интеллигент,
С дубинкой на скандал спешит знакомый мент.
И слышен далеко в ночи разбег шальных такси,
Что пьяных игроков везёт от казино «Максим».

Подымутся, потянутся к себе. Встречай, лачуга!
Соседский шелудивый пес затявкает с испуга.
А там - все выпито, ни самогонки, ни винца,
В стаканах лишь трезвящая бессонница.

 
         Авария.
               
          Всё чередою шло своею, чином.
          И жизнь полна была как бак бензином.
          Проспекта тракт был гладок, как всегда.
          Откуда ж эта «батюшке» беда?
               
          К вечерней службе ехал нынче в спешке
          Тревога пряталась в его усмешке.
          Сигналил: расступись, народ! Ей Богу!
          Но с ним делить не стал никто дорогу.
               
          Визг тормозов и три удара в ряд...
          Виновник – поп, страдальцев же – отряд.
          И «плакали» тут бедных баб рубли,
          Ведь «батюшка» их в «суд да дело» влип.
               
          Служители теперь не имут сраму,
          Поп безмятежно внемлет «битых» гаму.
          А после исповедь ему ещё вести,
          Старушечьих грехов – не разгребсти!
          
    
     Так бывает
      
      
     1. Так бывает со мной иногда, в одночасье
     Берег сердца затопит приливом печали...
     И оно так забьётся в пучине, несчастье!
     Нет исхода душе в безграничной сей дали...
    
     Всюду видится хлад глаз твоих равнодушных.
     Слышен отзвук скупых, мной непонятых слов.
     Всюду тени твои, но тебя нет, и скушно
     Посреди недарённых любовью даров.
    
   2. «Всем невзгодам твоим есть на свете предел», -
     Мне известие шлёт эхо быстрых шагов.
     Долгожданно оно среди тысячи дел.
     Вот в передней звонок, он, знакомый, таков,
    
     Что бегу на него бесконечность и миг,
     Поправляя в дороге прически волну.
     Дверь открою и вижу любви моей лик.
     Брошу кратко: «Привет!» и к тебе я прильну...

         

      Золотая Москва.

Бред золотых чарований, Москва,
Ты нам  представишь, а верим едва:
«Дружба народов». О чём вы, ей Богу!
Каждый шагает своею дорогой.
Роскошь цветущей державы  в обличьи.
В воспоминаньях и грёзах – величье.
Струи фонтанов бубнят несчастливо.
Идолам прошлого велиречиво
Льстят и их блеск золотой отражают.
Но обожаньем толпу не сражают.


         
г. Саров, Нижегородской области.
Мамаева Екатерина. Две столицы.  Стихотворения.
2004 г.