на кухне

Томясь предчувствием ссоры,
на кухне сижу, как обычно.
Смотрю в календарике горы,
в которых давно не был лично.

А время к полуночи катит,
не споро, без звона и боя.
А где-то себя гладит Катя,
в уме, представляя героя.

Герой тот (не я и не жалко),
высокий красивый мужчина.
Мне в грудь упирается палка:
«А ну, отвечай, дурачина!

Откуда ты вызнал про Катю?
Про нежную девушку Соню?
Про вкусных кальмаров в салате?
Про разные патиссоны?

А коль не ответишь ты тотчас,
прощайся с своей головою!
Таких шаромыг нынче мочат,
потом посыпают золою.»

Ему я сказал: «Что вы злитесь?
С чего вы такой, как собака?»
Про Соню и Катю не врите,
я знал их обеих, однако.

В руках они, прям расцветали,
уж если не розы, то астры.
Цепочки на тонкие талии
я им надевал, как лекарство.

Они на глазах молодели
и вмиг обращались в нимфеток.
Я плакал под звонкие трели,
я стар и не трогаю деток.

Со мной поступили по-свински,
но мстить я пока не намерен.
Смотрю на Настасию Кински.
Зачем кинодиве я верен?

В соседях ни Кати, ни Сони,
лишь Таня и две хмурых Любы
(здесь речь не идёт о резоне,
мне б просто не сделаться грубым).

А места всё меньше и меньше.
Зачем ужимаюсь? По просьбе
чужих, развращённейших женщин,
глядишь, окажусь в их утробе.

Проглотят. Холодные твари.
Не спросят, как звать, но я должен
их счастьем тут всех отоварить,
достав это что-то из ножен.