Аллегории смысла в смысле аллегории

< I.Смыслы аллегории.>
(сравнительно-морфологический опыт)
 
       "Наида"

Куда не долетает новость,
У кромки заводи рябой
Она – червяк длиной с твой ноготь –
Живёт и делится собой.

Ей тело стянет перемычка,
Глаза прорежутся и рот.
Потом разрыв: она частичку
Себя – другому отдаёт.
Не жертва движет ей – привычка.

Её изгибы промелькнут,
Едва ты вырвешься из быта.
Над ней не пряник и не кнут,
А истина, что так избита.

Ей нет дороги к тем пределам,
Где пропитанья – завались.
Её удел – делиться телом,
А ты – душою поделись.

(Автор произведения Дм.Ткаченко 2003г)


            Первое, что бросается в глаза при анализе произведения, полное отсутствие прилагательных (1 прилагательное на 25 существительных ). Существительные господствуют, Существуют, заменяя , «отдавая» другим частям речи свою частичку, «корень действия». Глаголы состояния при-сутствуют только в других частях речи ( «предел», «новость», «пропитанья», место-имения), чередуясь как кинокадры переднего и заднего планов, с глаголами действия. Таким образом, ТЕЛО приобретает рельефные очертания, разрываясь, делясь, отдавая, вырываясь, извиваясь (-избита), соединяя в пластическом выражении «вещь в себе» - статику и динамику живой Природы.
Чтобы выполнить такой поэтический «спецзаказ», необходимо строго формальные принципы построения ( стопы, силлабо-тонику, синтаксис) согласовать с топическими элементами стиха. И вот здесь Автор специально-неспециально (?) создаёт "перемычку" : биологическое свойство (вегетативное размножение) на письме выражается тире, зрительным подобием клеточных хиазм, разошедшихся к разным полюсам «синтаксической клетки» , а так же удвоением значения, повторяясь, делясь, размножаясь : "не пряник – не кнут", "пределам – её удел".
       Интересно, что рифма оказывается не просто ритмическим формальным правилом стихосложения, а если используя реально существующее свойство живой материи ( митоз ) , естественной аллегорией этого свойства. Рифма , независимо от значений слов, приобретает аллегорический оттенок. Но что особенно интересно, эта «ритмическая» аллегория тянет за собой всё остальное : тело стиха, переходы строф, её пределы. Мне это напомнило великолепные басни Крылова, где аллитерация столь же «животна» и выразительна, как и сами персонажи басен.
Размер стиха нигде не нарушается. Во второй строфе появляется дополнительная пятая строка, смысл которой можно интерпретировать по разному : 1) в смысле «авторского деления» : не жертва движет поэзией – «привычка»; 2) в смысле объективной «истины» : не жертва (разум) движет жизнью, а независимая (привычная) от нашего понимания и образа действия сила судьбы (инерция тела, как автоматизм биологического кодирования или клонирования ) Возможно , благодаря такой двусмысленности, последняя строка звучит не как требование ( мораль как требование разума ), а скорее пожеланием Автора ( автоматизм «хороших»манер и привычек )

Сопоставление стиха с басней закономерно : если бы не было финального аккорда ( «А ты – душою поделись !» ) , это стихотворение больше всего напоминало бы учебное пособие для детей по изучению представителей рода наид, семейства олигохет ( Naididae ). Стихи тогда можно было бы писать по строго научному плану :

А) название (Nais)
Б) место обитания : мелкие заводи и водоёмы
В) морфология : длина тела 10-15 мм, покрыто мелкими щетинками, состоит из отдельных генетически идентичных групп клеток
Г) особенности внутреннего строения :пищеварительная система, особенности размножения и т.д.
Д) использование для человека : хороша для поэтической аллегории…
        Четко выполнив школьную инструкцию, не выходя из «Вергилиева круга» поэзии, Юный Натуралист может закрыть рабочую тетрадку и бежать … за следующим «поэтическим экспонатом».
Чем точнее поэтическое описание, тем оно «натуральнее», тем выше оценка. Аллегория по своей «непоэтической» составляющей и есть эта оценка : «мораль басни такова…»
Проводя литературные аналогии, можно с уверенностью сказать, что «Наида» относится к разряду «морфологической» басни, к которой близко примыкают стихи для детей и юношества, а так же классические стихи о природе.
Пример :
 
* * *
О том, как хороша природа,
Не часто говорит народ
Под этой синью небосвода,
Над этой бледной синью вод.

Не о закате, не о зыби,
Что серебрится вдалеке,-
Народ беседует о рыбе,
О сплаве леса по реке.

Но, глядя с берега крутого
На розовеющую гладь,
Порой одно он скажет слово,
И это слово - "Благодать!".

С.Маршак. Лирика. Переводы.
(Санкт-Петербург, Лениздат, 1996г)

           Воспитательное значение таких произведений ещё в том, что они великолепно «вскрывают» (обнажают) смысл внешней, экзогенной аллегории. Тогда становится понятно, почему обыкновенный тысячелистник называется «цветком Ахиллеса» (по-латыни название звучит очень красиво ). Наида в др.гр. мифологии была нимфой, которая вышла замуж за Дафниса и из-за ревности ослепила его. Практически все научные ( классификационные ) наименования флоры и фауны земли несут на себе этот божественный отпечаток ламарко-линнеевско-дарвиновской аллегории. «Говорящие» фамилии можно рассматривать как вторичные явления. Имена – как частички размножающейся божественной души, «эндогенные» аллегорические образования и напластования.
         Последнее наблюдение. Интересен выбор биологического объекта для сравнительно- «поэтического» анализа. Он в каком-то смысле закономерен : чем меньше по размеру организм, тем он проще поддаётся аллегории «души и тела». Тело растворяется, уменьшается до микроскопических величин, становится невидимым… следовательно, подобием невидимой Души. Что и требовалось доказать. Происходит закономерная метаморфоза, и тогда можно говорить не о смысле аллегории, а о аллегории смысла.

* * *
 
< II.Аллегории СМЫСЛА.>
 
 
1). Метаморфозы

Возможно, ты – пейзаж,
и взявши лупу,
я обнаружу группу
нимф, пляску, пляж.
светло ли там, как днём ?
иль там уныло,
как ночью ? и светило
какое в нём
взошло на небосклон ?
чьи в нём фигуры ?
скажи с какой натуры
был сделан он ?

И. Бродский «Бабочка»


             Метаморфозы природы ( личинка – кокон – бабочка ) сами по себе обладают такой силой притяжения, что их не возможно не заметить. Как и любое явление природы , своей инстинктивной действительностью направляющее ( размножающее, разлагающее ) живую материю по эволюционной оси координат, явление поэзии столь же необратимо. Об этом великолепно написал Б. Пастернак в «Охранной грамоте» : «Искусство реалистично как деятельность и символично как факт. Оно реалистично тем, что не само выдумало метафору, а нашло её в природе и свято воспроизвело» и далее «движенье, приводящее к зачатью, есть самое чистое из всего, что знает вселенная. И одной этой чистоты, столько раз побеждавшей в веках, было бы достаточно, чтобы по контрасту все то, что не есть оно, отдавало бездонной грязью.»
             Поэт , в таком смысле, не творит метафору, а скорее «метаморфозу слова», чья цель в приобщении к общему замыслу Природы, её непрестанному дыханию и обмену веществ.
Древние греки выводили из «глубокого языческого моря» не только образы Богов, но и образ самого человека. Отсюда эзоповские басни, притчи и всевозможные моралите. Мораль басни такова, что её за всеми одомашненными признаками можно было не так понять, как этого требовало авторское предписание. Поэтому «Квинтиллиан определяет аллегорию как инверсию, которая выражает одно словами и другое смыслом, иногда даже противоположное. Позднейшие авторы понятие противоположного заменили понятием сходного» ( А.Выготский «Психология искусства»)
           Но именно в этой замене понятий происходит и подмена смыслов, и как противовес ( противоток) объектным свойствам, простая басня превращается в поэтическую аллегорию, при которой «по-Этический императив» не действует или действует как произвольно-вынужденная норма.
«Аллегория разделяет мир на профанный, который не имеет значения, и сакральный, единственный по настоящему значимый. Однако, способность к возвышению значения принадлежит самому профанному миру, он возвышается своим аллегорическим значением, а не значение возвышает его. Иными словами, способность к аллегорическому значению или значениям свойство именно профанного мира. События профанного мира превращают себя в ничто, но возвышаются до священного значения.» ( С. Долгопольский «Извлечение языка. Язык и аллегория у Беньямина и де Мана» )

2). Мифогория.

В кулак
          бактерии
                рассматривать глупо !
Товарищи,
           берите
            микроскопы и лупы ! ( В. Маяковский «Клоп» )

          Остаётся выбрать объект –свойство для поэтического «исследования» , которое лучше всего подошло бы для такого «возвышения-обобщения».
«Каждое животное представляет заранее известный способ действия, поступка, оно есть раньше всего действующее лицо не в силу того или иного характера, а в силу общих свойств жизни» (Л.C. Выготский )
              Но таким образом, мы приходим к ещё одному «конвенциальному парадоксу» : все существующие объекты в принципе аллегоричны, в т.ч. человек. Условность человеческой аллегории и как следствие, человеческой истории нивелируется масштабом Невыразимого в Природе. «Аллергия на аллегории» - так называется один из поэтических циклов В.Севриновского, посвященного «историческим парадоксам».
            Поэзия как аллергия на аллегорию, и пропуская через себя – аллергия на слово. Способ такого языческого «иносказания» - экстаз перехода, метаморфоза смысла , сродни биологическому детерминизму, программирует все возможные и невозможные значения слов. Поэзия становится мифотворчеством…мифогорией, трансмиссией.

3). Метапоэзия.

           Аллегоричность Природы столь глобальна, что «давит» любого Поэта в самое больное место – в язык. Происхождение поэзии как ритмического звукоряда наводит на мысли о выборе «природных объектов», способных породить, озвучить такую поэзию : поэзия беспозвоночных, поэзия морских млекопитающих, поэзия «вечной мерзлоты и четвертичных отложений», птичья поэзия и проч.
          Метапоэзия выбирает в качестве объекта аллегории «мутации мета-морфоз» : ветхозаветинский бестиарий, сонмы бесполых ангелов, которые НЕ-люди, но уже символы людей, собратья «по интересам» и по происхождению : высшие, низшие, подземные. Общая корневая система. Пегас, нимфы и музы как аллегорические фигуры самой поэзии, «крылатые выражения» как продолжение крыльев , «хвосты» – сплетни ( по В.Далю).

Он встал. Пегас вознесся быстрый,
По ветру грива, и летит,
И сыплются стихи, как искры
Из-под сверкающих копыт.

Н.Гумилев «Поэт ленив, хоть лебединый…»

         Сказочные аллегории, таким образом, не просто продукт «народного самосознания», «фольклорная традиция», а с психологической точки зрения, среда обитания, действующая по своим ( общим ?! ) законам наследования.
Поэзия самой природы и - как вытянувшееся щупальце с членораздельным баском – стихи о природе. Аллегория из чисто литературного приема при повторяющихся лунных приливах становится «горой аллюзий» :

Та гора была как гром !
Грудь, титанами разыгранная !
( Той горы последний дом
Помнишь – на исходе пригорода ? )

Та гора была – миры !
Бог за мир взымает дорого !

Горе началось с горы.
Та гора была над городом.

М. Цветаева «ПОЭМА ГОРЫ»

4). Аллегория аллегорий

          И вот мы приходим к конечно-бесконечной аллегории – «аллегории души и тела». Конечная, в смысле темы, сюжета, бесконечная – в смысле Смысла.

От поэзии требуют сложности,
рифм, метафор и прочей нечисти,
а так же некой возможности
добраться до вечности,
словно поэзия - это мешок
аллитераций и аллегорий.
И вызывает смешок
простота историй.

( Н.Воронцова-Юрьева )

           «История этой аллегории» такова, что вмещает в себя всю Историю. Дальше двигаться нельзя. Дальше – отсутствие поэзии, отсутствие аллегории и истории. Говорящие животные, животные смыслы, вульгарный энциклопедизм научно-обоснованных фактов :

«Их двое – разных размеров, но одинаковых по существу : это знаменитые «клопус нормалис» и … «обывателиус вульгарис». Оба водятся в затхлых матрацах времени» (В. Маяковский «Клоп»)

          Аллегория выступает как эстетическая операция. В преодолении прозаизма морали начинается искусство. На высшем пределе, внутри самой поэзии, аллегория перерастает в символ, который не есть просто значение, а переживание этого значения.
 «В аллегории конкретный смысл является элементом совершенно подчиненным, он играет служебную роль и сочетается обыкновенно с дидактическими задачами, совершенно чуждыми поэзии символической. Аллегория говорит монотонным голосом пастора или шутливо-поучительным тоном площадного певца. Символика говорит исполненным намеков и недомолвок, нежным голосом сирены или глухим голосом сибиллы , вызывающим предчувствие» ( К. Бальмонт "Элементарные слова о символической поэзии") .
         Отделить смысл «тела» от смысла «души» , то же самое, что аллегорией убить символизм. Тогда исчезает смысл жизни : человек становится представителем отряда приматов, с той лишь разницей, что …способен писать стихи. «Искусство борется против утраты смысла в значениях. Его задача – не дать человеку потеряться в мире вещей… Необходимость и тайна искусства – в том, что порождаясь отчуждением, оно ведёт борьбу против отчуждения человека, его жизни» (А.Н.Леонтьев «Психологическая функция искусства»).

…Топча, подумаю : звезда сорвалась,
       и , преодолевая вялость,
       рукою вслед махну. Однако
                не Зодиака
    то будет жертвой, но твоей душою,
         летящею совпасть с чужою
      личинкой, чтоб явить навозу
              метаморфозу.

          И. Бродский «Муха»