ТЕНЬ

Беспокойный, холодный, смеющийся ветер раздражал мои слишком изнеженные щеки, морозный воздух колол изнутри ноздри, словно ледяная кошмарная вода, в которую примешаны мелкие и жестокие осколки стекла, зубы изнывали от холода, пытаясь достучаться до мозга или до сердца. Я все равно был тверд и, продолжая смеяться, шел по лесной тропинке домой. Ты помнишь? Нисколько не помнишь. Когда всепоглощающее небо утрачивало свои слишком оптимистические краски и давило своей серостью, солнце превращалось в дешевую люстру с запыленным абажуром и постепенно тускнело, выключаясь. Ноги тяжелели, но хруст снега становился мне все более по сердцу. Помнишь, я, оглядываясь назад, радовался, что могу оставлять и оставляю много следов? Я торжествующе смотрел на увеличивающееся количество следов, глазами измерял путь, уже пройденный мной, не решаясь даже подумать о том, что идти-то еще долго. Когда у меня от решимости найти нужную дорогу отказывали мысли, где ты была? Со мной! И повторяла все слова, которые я сказал сам себе. И злилась на себя, прямо как я. И ничего ты этого не помнишь? Упрямо не хочешь вспоминать!

Хорошо! А помнишь, когда было тепло, и электричество погасили мы сами, а музыка, открывающая все клапаны наслаждения, оправдывала мой совершенно никчемный медленный танец с одной из моих многочисленных красивых ран сердца? Ты тогда изредка появлялась и успевала быстро, но заметно покрутить пальцем у виска. Я  ведь тебе не верил, думал, что ты просто ревнуешь меня. Но, к сожалению, ты всегда послушная, объективная и никогда не почувствуешь ни любви, ни ревности, ни ожидания.

Не помнишь? Вот вредина! Сколько уже времени я пытаюсь заставить тебя ответить, самой хотя бы чего-нибудь припомнить. Или воспроизвести, коли тебе дано лишь повторять, что я делаю. Но ты опять моей же манерой разводишь руки. Ты - темная, плоская и совершенно безмозглая дура! И не знаю, что тебя может исправить. А... А может это я обманываю себя, как только может обманывать человек, с самодовольным успокоением. Ты не дура, ты все знаешь и помнишь. В силах мне ответить, но специально мучаешь своим безмолвием, чтобы я выворачивал себя наизнанку.

Поздравляю! Ты видишь мои промахи, поражения, ожоги, прыщи, швы, артерии, поганый флегматичный мешок-сердце. И все указываешь мне, доказывая, что я - дерьмо и должен слушать тех, кто самозвано рассуждает о моей психологии. Подчиниться и смирить свою волю? А они пусть, недостойные, попирают меня стопами? Предательница! Как ты смеешь молчать и разводить руками, вместо того, чтобы растерянно, испуганно, униженно опуститься на колени и умолять о пощаде. Пощады тебе не будет! И я схватил первое, что попалось под правую руку, оно жгло и пахло паленым, и зашвырнул им с освободившейся яростью. Однако, оказалось, что просто умудрился кинуть чашкой горячего утреннего кофе в свою вечную тень.

Воздух циркулировал в мое горло и обратно, шумя как в насосе. Глаза готовы сбежать, чтобы не видеть этого тягостного позора. Кофе же преспокойно разлился по силуэту, словно и должен был принять его форму. Что за бесцельно, болезненно, смешно и бездарно проведенная ночь?! За это время я бы нацарапал целый роман из жизни привидений. Тень грустно всхлипнула, усмехнулась в свои слезы, которые превратились обратно в кофе и тихо-тихо, глухо-глухо, но душераздирающе впервые произнесла: "Просто я не могу без тебя жить...".

22.01.2002 г.