Пианист попытка поэмы

Пианист.

…Скорее распрягай паршивца!
Своим туше в копытной трели

1.

Улыбку клавиш обшакалив,
Через плечо закинешь шарфик.
Привстанешь, оскоблив оскалом –
Взгляд рикошетом в шкалик шаркнет.

Поклон. Потом рукоплесканья –
Ладошки шлёпают друг дружку.
Взгляд заострится на стакане,
Кадык предвосхитит загрузку –

Сглотнёшь. Шатнёшься. Гильотиной
Шинкует сердце ожиданье.
Смешок: «Готовят в Палестине
Форшмак с кошерными жидами».

Свернёшься. Не рассвирепеешь.
И взгляд подбитой субмариной
Ко дну глазному, ты - к ступеням -
Клавиатуре. В митре ритма

Слух чуток: тухлячок сочувствий
Сочится сквозь амбре восторга.
Слух у жилеток тоже чуткий –
В руке тореадора Тора.

Взгляд в сторону. Она у стенки:
Рот приоткрыт, глаза прикрыты.
На вид - ревущий неврастеник
С навек приросшей к венам бритвой.

«Понравилось?» Сквозь всхлип: «Наверно»,-
И взлёт ресниц вспорхнувшей стаей.
И взгляд ко дну зрачков разверстых,
Со дна - ко дну и сквозь хрусталик.

«Пойдём», - сглотнёшь, добавишь, - «выпьем».
«Пойдём», - и взгляд провалит память…

2.
…И вот сидишь. Певица выпью
С эстрады верещит про пальмы.

Пусть пианиссимо мессии,
Слышней фортиссимо фортуны,
Когда морозы шлют в России
До преисподней столбик ртутный,

Но твой мессия – склянка виски.
Стакан – наполовину полон.
Был полупуст, когда б не выпит,
Да плюс лицо другого полу.

Ты пьёшь его. Нет, не пристрастен,
А лишь труслив перед рутиной.
Но губ задорный абрис дразнит,
Манит, как мушку паутинка.

«Ты загрустил?» «Да, нет»,- с улыбкой, -
«Ты говори» (вериги – робость).
Взгляд трёт по радужному лимбу,
Снимая стружку прямо в пропасть.

От белого до чёрной точки
(Здесь очень ярко!) – миллиметры,
Но вечность их намного тоньше,
Да так, что вовсе неприметна…

Слова, скользящие с сюжета
Куда-то вниз, чтобы разбиться,
Цеплялись за её манжеты,
Скользя по венам, бились в бицепс,

И пальцы, заплетаясь в ласке,
Тепло глотали напоследок,
Но выпад вдруг: «Вся в вашей власти», -
Намёк с кокетством пистолета.

Но не срастается – трясина.
«Пойдём куда-нибудь отсюда»…

3.

…Когда морозы над Россией
Нелепо ждать тепла и чуда.

Нелепо ждать чего-то больше,
Чем беспросветный сумрак сквера.
Нелепо обращенье: «Боже!» -
К поджилкам примерзает вера.

Когда кругом хромые ели,
Распятые на крестовинах,
На каждой ветви - карамели -
Иуде негде удавиться.

Когда кругом пахучий цитрус -
Оранжевый, с дурным началом,
Надежда тоже суицидна,
Надежда тоже одичала -

Надежда, затянув ошейник,
Летит в нетленное нелето -
На скользких льдинках отношений
Ей даже теплиться нелепо.
 
Когда вызванивает рондо
Навзрыд подрёберная рында,
И чёрту в табакерке робко,
И старика бортует рыбка,

И ты идёшь. Шаг разглашает
Снежок скрипучий чахлым чихом,
С небес Медведица Большая
Глядит голодною волчихой.

И пустота. И ты мечтаешь
Ну хоть за что-то зацепиться.
Ладонь мороженым минтаем
Тепло вбирает по крупицам.

«Смотри, звезда!»- она воскликнет
И что-то загадать успеет…

4.
…Идёшь домой. Прямой уликой
Сулит намёк из портупеи.

Идёшь домой. Идёшь шатаясь –
Шинкует сердце расстоянье:
«Аз есмь», но что-то на места «аз»
Не расставляет. Расставанье

Есть что-то большее, чем нечто,
Но нечто меньшее, чем что-то –
Рукой прикрытая монета.
Орлянка – слабая литота.

Баланс пошлейшей антитезы
Настолько ровен, что противен,
Настолько пуст, что без претензий,
Настолько чёрств, что объективен –

Так в анфиладе рефлексии
Бутыль печали непочата…
Когда морозы над Россией,
Нелепо ждать тепла и Чада -

Того, Кто есть…беглец в Египет.
Какого слова испугался?
Так в разум проникает Гипнос,
И разум порождает гарпий.

Так бесконечный ряд исходов
Кодируют единым битом –
Он меж ладошек, там, где холод –
Орёл со змеем недобитым.

Какого слова испугался?!
Оно - гомункулус в реторте
Сердечной. Не меняя галса:
Орлянка – слабая литота.

Зайдёшь в подъезд, и дверь входная
Гортанно отпоёт пружиной…

5.

…Талант от Бога – дар данаев –
Пегас с прищурочкой ужиной.

Скажи, кто Бог твой – я скажу кто
Бог мой – конь может оступиться.
Корм – из рук в руки – листик жухлый -
С твоей горсти – в ладонь пюпитра.

В ответ – извечная улыбка –
Сквозь алкоголь на лоб надавит –
И только пальцы вяжут лыко,
И только ноги жмут педали –

Так пустота спешит согреться
Тем, что не ждёшь, и дует в жилы,
Как вьюга в город – в твой оркестрик
Под управлением наживы:

«Где ты? Ты где?» – где ты не скрипка,
Чтоб первым быть, а подконвойный
У молоточков. И не вскрикнешь -
Твой голос гасит плотный войлок.

Ты управляешь механизмом
В котором есть твоё подобье
И образ – образ пианиста –
Ты сам к себе судьбой подобран,

Подогнан: как огонь к горенью,
Как гроб к горбу, как сучка к случке –
Играй галерное аллегро!
И – хруст манжет, как скрип уключин.

От чёрной клавиши до белой
(здесь очень тихо!) полутоном
Шагнёшь. Придавишь децибелы
Педалью. Снова трактом торным

Пройдёшься – конь твой не споткнётся.
«Я Сам», – круг замкнут. «Замкнут! Слышишь?!!…»

6.

«А свода нет!»- со дна колодца
Писк бедной нелетучей мыши –

Рассудок окунулся в трезвость,
О безрассудстве памятуя,
И эту воду, хоть ты тресни,
Не станет бултыхать впустую.

Но утро – время новой сказки:
Мышонок в крынке полной сливок.
И вот поплыл, жалеет связки
И верует в конец счастливый,

Где добрый гений деньги тянет
Из лап у жадного буржуя,
Где обзаводится дятЯми…
Другую сказку расскажу я

Про то, как – зная, что теряешь –
Коня пришпорил на развилке,
Как, жизнь предпочитая раю,
Моим героем становился,

Как, после всех твоих страданий,
Ты, пробираясь в заголовок,
Увидел там любовь нежданно,
И этим изречённым словом

Был обескровлен, обесточен,
И Бог за это не в ответе –
Я там застыл на мёртвой точке,
А ты живёшь на белом свете

Им освещён довольно куцо,
Зато вполне литературно,
Но эти сумерки сомкнутся
Однажды неземным ноктюрном,

Чтобы в финале разрешиться
Исходом одного еврея…