Экспромт

Ей было грустно.
Просто грустно. Никакой там сверхъестественной депрессии или чего-то такого немыслимого… Только грусть.
Наступала осень. В понимании многих – умирание; немногих – новое рождение (да-да! сейчас, а не весной!)… рождение чего-то такого едва уловимого в ясной, но холодной голубизне над тополями с пожухлой листвой.
Лёгкая тоска, как тоскует неизлечимо больной, для которого уже позади все стрессы, шок внезапно узнанного диагноза, обида и отчаяние, мучения… Только было ли это принятие неизбежного?
Нет. Она знала, что вряд ли такое возможно, но… вдруг…
…В дверном проёме между её комнаткой и гостинной висят деревянные качельки на канатах… Она качается на них, и особенно ей нравится лететь вперёд и вверх – перед собой она видит ясную холодную голубизну над голыми ветвями тополей из окна гостиной. Она как будто взлетает к этим тополям, выше них… Там что-то есть. Кажется, там был запад – туда всё время садилось солнце. Но сейчас день. Она летает на качелях в дверном проёме… ручки едва обхватывают толстые канаты, а чтобы встать на пол, нужно сначала вылезти из-под двигающейся по канатам горизонтальной перекладины и спрыгнуть. Ей хочется туда… к тополям… Этот полёт так прекрасен! Но в нём чего-то не хватает.
Она слезает с качелей и бежит к дивану под окном гостиной. Оперевшись на его спинку, смотрит туда – вверх и чуть налево… Там что-то есть. Она до головной боли напрягает слух – ведь кажется, что если чуть внимательнее прислушаться, Оно заговорит с ней.
Но оттуда ничего.
Ветер качает голые ветви. Но они не кажутся мёртвыми и неприглядными – они милее тёплой кроватки и роднее маминых рук. Больше всего на свете ей хотелось улететь с ветром туда… куда Он позовёт. Она чувствовала, что каким-то образом связана с ним – не зря же именно ей достался такой вид из окна.
Она не знала. Только чувствовала. И мечтала. И хотела верить. Ещё тогда, когда она не была Irish Cat, и не вела никаких дневников под ником Draguta.
Потом она узнала…
Много всего…
И ещё много не узнала.
Но она живёт всё в той же комнатке, из дверей которой видны окна гостиной, а за ними – тополя…
Она знает, что его там нет, что он невообразимо дальше, и что время идёт (для кого-то просто мимо, но его ход задевает даже таких)… И что в один миг она не сможет найти даже знаков в предзакатных облаках, ветре над тополями и запахе с запада, потому что останется одна…
Об этом не хочется даже думать. Но однажды она задумалась об этом слишком сильно. И теперь ждёт этого со смирением, каким ждёт своей смерти безнадёжно больной, лишь где-то очень глубоко в душе (или том, что от неё осталось) надеется на чудо.
Она знает, что в момент своей смерти, хоть она ещё очень не скоро наступит, она скорее всего произнесёт слова, которые сказала перед своей смертью выдуманная Сапковским Мильва. И слегка пожалеет людей, которые считают выдуманными такие прекрасные и печальные вещи…

7 сентября 2004