Конечный смысл страдания

Кого-то, возможно, возмущает, что русские философы ищут основу человеческой души, главное человеческое качество - 'главное человеческое качество им подавай'. Так в этом вся суть русской философии, все ее отличие от западной, и, если хотите, в отличие от восточной. Святость через страдание - это классическая русская идея, невозможная вне гегелянства, но в отличие от самодовольного гегелянства, достигшая высшей точки внутреннего раздада и недовольства собой. Русские философы - гегельянцы 'от противного'. Никто в сущности не согласился с его оценкой истории как высшего судии. Но вот что развитие абсолютного духа идет по пути страдания и постоянной борьбы нового со старым, путем отрицания и уничтожения (порой незаслуженного) старых форм, было взято русскими философами за основу, и старое, отжившее они в силу его обреченности обоготворили (святость). Святая Русь, таким образом, это старая Русь, обреченная на уничтожение, отданная в жертву прогрессу. Самыми рьяными антигегельянцами оказались Хомяков и славянофилы. Но именно они, как никто другой, поняли Гегеля. Заходит ли речь о прошлом России или о будущем - и в том, и в другом случае невозможно обойтись без Гегеля. Он стал внутренним оппонентом русских философов, постоянно будящим сонную мысль. Сонная мысль будилась путем несогласия с принципом страдания (отрицания).
      Никто из них не благодарил страдания за то, что они дали понять ценность прекрасного прошлого - диалектику вообще не за что благодарить, ее проще ненавидеть, а человек, живущий по диалектическим законам или, по-другому, по природным эволюционным законам, когда выживет сильнейший, вызывает только презрение. Гораздо интереснее и человечнее тот, кто живет вопреки законам диалектики и предпочитает оставаться стороной страдающей, нежели прогрессивной и побеждающей. Такими были многие выдающиеся люди. Они не любили страдания, не молились на них, но они еще больше не любили законов природы и общества, диких и неумолимых. Вот почему страдание в силу этих законов для них было предпочтительней преуспевания по этим законам, и вот почему Настасья Филипповна всегда будет для Достоевского предпочтительнее Аглаи. Настасью Филипповну любили кроме князя как минимум еще два персонажа - совратитель и разбойник. Особенно хорош Рогожин. Он типичный Хозяин, который так и не сумел пристроить в своем хозяйстве антидиалектику, и вынужден был убить ее. Такова Россия, она не найдет ничего лучшего, как расправиться со святостью посредством кухонного ножа. Она пойдет по диалектике, пойдет по Гегелю, все будет, как и установлено законами природы и истории, только все это будет происходить с большей степенью боли, страдания. Воистину святая Русь.
      Люди, сознательно идущие на страдания и боль все равно милее, чем те, кто движется прямым путем одни к процветанию, другие к нирване. Святость заключается в сознательном антипрогрессивизме, антиалчности, антикорысти, антизлобе, антивыживании (не выживании за счет других) противостоянии всем и всяческим искушениям, а это все требует поступков, которые будут приносить страдания и скорбь. У Минского самолюбие - стремление к жизни, совесть - стремление к смерти. Его трактат 'При свете совести' - это антипрогрессивистская вещь, которая, наверное, никогда больше ( с позапрошлого века) не будет переиздаваться. Совесть как и святость ведет скорее к деградации, чем к расцвету, потеряв совесть и святость, потеряв способность добровольно идти на муки, мы будем процветать как нация и как государство. Но хочу ли я такого процветания? Нет, я его не хочу.
В этом отношении становится актуальной проблема христианства и интеллигенции. Не является ли интеллигенция ретроградной и христианству? Почему так много безбожников в среде интеллигентов?
Процесс десакрализации церковной власти со всеми ее догматами идет от потерпевшей части общества. Если говорить о десакрализации церковной власти в народе, то мы неизбежно вспомним старообрядцев - выступления против Никона (слуги и рожка Антихриста). Затем это перешло на государственную власть (Петр1 - Антихрист). Кто был в этом смысле более христианином? Никон и церковь, власть государственная, освященная церковью.
Кто был со Христом? Старообрядцы. Потому что они, как и Христос, добровольно приняли на себя страдания.

Христианство от Христа (даже в идеологическом смысле) отличается тем же, чем Толстой от толстовства, алхимия от химии. Великие ретрограды порождают великие прогрессивистские движения. Великие алхимики, скрывавшие свое магическое искусство от людей, породили химиков, людей полезных, но по сути не великих. Настоящий алхимик – он вступает с Богом в спор на, как ему кажется, вполне законных основаниях – он человекобог. Химик же, скромный трудяга, скорее само существование бога отрицать станет, потому что это всегда проще, чем спорить и тем более спор свой поступками доказывать. Если он даже его не отрицает, а просто возится с химическими элементами, оставаясь добропорядочным христианином, то это все равно не та близость к Богу, как у скрывающего в пустыне философа-алхимика. Это целессобразность без цели. Внутренняя философская целесообразность заменена внешней.
Именно поэтому Маяковский, Бродский и Русаков, спорящие с Богом, ближе к Богу, чем и христиане, и атеисты.
Конечно, сущность интеллигента ретроградская, и потому он (в идее своей) противостоит всем: и соборности, и прогрессу, и государству. Поскольку интеллигенция противопоставляла себя власти, то и власть никогда не оставалась в долгу. И теперь, в момент всеобщего замешательства она помогла интеллигенции уйти с арены истории, чтобы далее действовать более спокойно – реально противостоящей силы, могущей сказать правду царям, больше не будет.