Трубка

               
        Воспринимайте то, что я вам сейчас скажу серьезно или не воспринимайте это никак, не читайте, это всё бред сивой кобылы, который приходит в голову когда простоишь целый день на солнце на Бродвее у входа в фаст-фуд рестаран МакДональдс, попробовали бы вы там простоять, и здесь всем на меня наплевать, а там обо мне уже забыли, вам бы был “азохен вей”, вам бы ещё такие “цурыс”, у вас бы был ещё тот  вид, так что не занимайтесь вашими делами и не читайте бред такого сумашедшего как я или скажем русским языком “цедрейтора”, но всё таки как же это все началось, какой же это был День, момент в развитии человечества, миг в истории развитии вселенной, это был The D-Day, день когда меня взяли работать огромным и ходячим БигМаком, день когда мне вручили картонные МакДоналдские доспехи, день когда мир меня увидел таким как он меня не должен видеть.
         Через голову одевается большая, широкая, черная и шероховатая, черная метр на метр резиновая котлета, жарко в ней конечно, особенно в Нью-Йорке, настоящий ад, круг пятый или тот куда попадает те, кто изменяет женам или не моет руки после туалета, вспоминается наша родная белоцерковская речка Рось, прохладная и прозрачная, медленно несущая свои холодные воды по широким полям сонной киевщины, ох, какая речка!, Яка гарна рiчка!, некоторые приехавшие с берегов крупных речек типа Волги, Миссисипи или Янзцы для примера им лишь бы ляпнуть “Хыба же цэ рiчка, хыба же цэ ричка”,  узенькая змейка, затерянная между полей и огородов, а я им скажу – ну и пускай, я там знаете каких карасей ловил, а какие там сомы не говоря уже о щуках,  ну не надо отвлекаться, только растраиваешься, вернемся к моей рабочей одежде, потом когда ИМ мало, что я уже свежеприготовленная котлета, мне подносят мой хлебный панцирь, булку спереди и булку сзади, ох, как я его ненавижу!, эту мою картонную могилу!, то есть я как рыба на сковородке, или как говорят на одну булку положить другой прихлопнуть, и вот я уже почти Биг Мак, только кетчупа не хватает, и эти Подлецы подносят мне огромную кроваво-красную ленточку, которая вьётся как Рось по киевщине, вдоль всей котлеты, я уже настоящий БигМак, о ад на земле, если ты существуешь я знаю как ты выглядишь, ты выглядешь как пузатый большой сэндвич, а я ведь мог не уезжать со своей неньки Украины, со своей родной Белой Церкви, где ты моя родная Белая, где твои колокола, памятник Пушкину на вокзале куда он подьехал на тройке, посмотрел на это захолустье, написал великое «Тиха украинская ночь», матюкнулся «Что за дыра такая, засранск, усть-за****уйск» и был таков, а ещё великий русский поэт, и не стыдно ему, нигер ****ый этот ваш Пушкин, вот его бы сюда в бюргерную оболочку, посмотрели написал бы вашу великую высокодуховную “Мастер и Маргариту” или нет, гнойный он пидар ваш Пушкин или нет, лучше я о Белой, вернёмся к родному моему городку, к мясомолочному техникуму где я был круглым отличником, уж я то знаю где какие части надо для мясо, а что они в МакДональдсе, да ничего они не знают, им всё пофиг, они травят нас невинных жидов, нигеров и пидаров и плевали они на наши загубленные желудки и потерянные из-за избыточного веса девушек, Они думают мы всё сьедим, что черные  всё слопают, что у жидов безразмерные желудки, что у пидоров через задний проход можно на танке проехать,а что я бросаюсь стереотипами, я сам же стопроцентный еврей, но я знаю точно, что я не Жид, потому что хотя я деньги и люблю, но не готов ради них маму родную продать, а папу можно, папу с удовольствием, он сука редкая, никогда его дома не было когда рос, всегда по каким-то ****ям шлялся, гнида он подколодная, кстати его любимое ругательное выражение, вместо того, что-бы расти меня, сделать с меня человека с Большой Буквы, глыбище, он своим невниманием сделал всё что бы с меня получился большой и дешевый Биг Мак, папуля мой дорогой, всю шваль что движется трахал, а я же совершенно другой, я нежный, я почти женоподобный гом, я никак не могу трахнуть Трубку.
               Теперь пришла пора рассказать кто такая Трубка, да кто-же такая Трубка, ну что я вам буду рассказывать, это всё равно что слепому рассказывать про Бетховена, она стоит через дорогу у телефонного магазина, одетая в костюм сотовой трубки, большой вытянутый овальный черный телефон с переди нарисованными белыми кнопками и торчащей вместо цифры 2, между единичкой и тройкой лицом, с длинной резиновой антенной над головой, и выглядит оно или белым или смуглым разорбраться невозможно, она наверное с Латинской Америки, я всегда любил латинос, мы смотрим на друг друга через дорогу, она целый день раздаёт зазывающие листовки на сотовые телефоны, у нее нет времени покушать, именно из-за этого мы с ней познакомились, дело в том, что мне с Кока-Колой разрешается заходить внутрь и кушать сколько угодно сэндвичей и пить сколько угодно соды, из-за этого я наверное уже добавил килограммов сто и скоро смогу стоять на улице без картонных доспехов, а она такая худющая стоит, куда она во всём этом зайдёт, а снимать это всё целый час, я взял бюргер и соду незаметно, перебежал дорогу и протягиваю ей, а она не берет, я сую, а она отказывается, но я настырный сэндвичь, настоял на своём, она взяла, лепечет мне благодарность на испанском, надо мне заняться испанским, теперь мы первым делом по утрам махаем друг другу руками через дорогу, никому не говорите, но я ёё люблю больше всего на свете, сегодня, я взял русско-испанский разговорник, я приглашу Трубку куда-то пойти покушать, только вечером, когда меньше народу ходить будет, я этого момента ждал уже два месяца, я этого момента ждал целую жизнь.
              Вот я весь экипированный, мне дают пинка и выгоняют на улицу, где я должен стоять и раздавать зазывающие листочки где написано, что такие Биг Маки как Я сегодня в пол-цены, продают меня значит за понюшку табака, за понюшечку, суки ****и американские, убил бы их всех и затопил бы в Атлантическом океане, как там у Маяковского, ”Я бы Америку закрыл, хорошенечко почистил и опять открыл”, короче ходят вокруг капиталисты, белая сволочь и со всех концов света сьехавшая публика, и прочие идиоты, бля выхожу я значит на Броадвей, уёбскую эту улицу и раздаю листовочки, заходите суки, заходите, накормим мы вас Моим Подобием до отвала, будете вы срать пузырьками, будет у вас хороший стул, а солнышко пэче як крэзи, и мысли у меня в голове совсем антиамериканские, а как хорошо было бы всю эту американскую фабрику прикрыть, как хорошо, существует ли Она – Божественная Справедливость, а ведь сейчас только 10 часов утра, представить невозможно, что будет днем, как же бедному еврейскому  да ещё и некошерному Биг Маку выжить, в условиях абсолютно не приспособленных к человеческим, мне кажется, что если бы я был художником, если бы у меня не было две левых руки и я в этой жизни, что-то умел, я бы нарисовал картину большого концлагеря, с надписями МакДоналдс на сторожевых башнях, где за колючей проволокой невероятные толстяки, и охраняет этих обжор Биг Маки и Кока-Колы типа меня. О я же вам ещё ничего не рассказал про Кока-Колу.
            Кока-Кола это нигериец по имени Роххмур, или Захнур, или ***нур, я никогда не мог запомнить имена, по моему значительней старше меня, то есть ему где-то за тридцать, о, Зайнур-Хуйнур, его про причине природной черноты взяли в Кока-Колы, то есть это огромный картонный стакан с черной жидкостью и с трубочкой, он значит сделан так, две ноги торчат из-под круглого картонного днища, дальше расширяется к голове стаканом, и всунутой трубочки торчит смеющаяся черная голова, с ослепительно белыми зубами, какой ужас, наверное ещё страшнея чем я, русско-украинский еврей в виде бюргера, так этот Рохмур очень приятный парень, то есть полный поц, когда мы только познакомились, знаете какой был первый вопрос который он мне задал, он спросил нет ли у меня сестры, нет чтобы про Достоевского или яснополянского долбоёба Толстого, или по крайней мере всемирно известного индийского поца Рабиндраната Тагора, позора, кагора, нет ему подавай мою сестру, сука он бля, убью эту нигерийскую морду, две тысячи лет после того как Христа распяли, пять лет как Моника у Клинтона так мощно отсосола, а ему сестру, где бля цивилизация, где культура мать твою черную за ногу, трахнуть он хочет мою белоснежную сестру, которой у меня нет, а если бы была, хуй бы ты ёё увидел макака черножопая, я бы сам ёё трахнул, настолько я голодный, я не имел секса уже тысячь пять лет, а ты мне про сестру, любимый Хуйнур, я же тебя люблю как родного, мы уже вместе полгода стоим на этом оплёванном раскалённом тротуаре, я тоже хочу быть чёрным, тогда будет более понятно, почему моя жизнь такая хреновая.
              Всего лишь пол-блока от нас вверх по Бродвэют Враги, да-да настоящие враги, они хотят у нас забрать право на работу и пособие по безработице, квартиру с видом на шумящую атлантику, мастурбацию в своей собственной ванной, и сидению долго в туалете, спросите, спросите ну кто они такие, а поцы они полные вот кто, там через дорогу, я говорю это как будто это на другой планете, стоит Бургер Кинг, и перед ним стоят наши враги, Джуниор Бюргер, и Спрайт зеленый, они наши враги, если бы не они люди бы которые идут сверху Броадвея заходили бы к нам, то есть они перехватывают нашу добычу, о как я их ненавижу, ведь по тем листочкам, что мы всовываем можно проследить сколько человек мы затянули, у нас премиальные, я на машину коплю, чтобы Трубку катать, а эти антисемиты, расисты, с Бургер-Кинга, фильтруют их на подходе сверху,  то есть кормят их своими уродскими бутербродами, да ещё Трубке пошлости кричат,  да они все гнойные пидары, я уверен что этот Джуниор Спрайт так трахает приподнимая картонное стакановое дно в задний проход что у него пар с трубочки идёт, мы с Кока-Колой, 100 процентные натуралы их жестоко ненавидим, убил бы их всех БургерКингских прихвостней, у нас тут холодная война и сегодня у меня с Кока-Колой созрел дерзкий план поставить их на место.
             В шесть часов вечера, когда народ с Манхэттана начинает сваливать, устав от зарабатывания миллионов, мы с Кока-Колей, обошли вокруг два блока, как не тяжело идти в бумажной экипировке, и зашли в тыл, антисемитам и расистам, вот они стоят, мы накидываемся на них сзади, я бью резиновым кулаком прямо в затылок Джуниор Бюргеру, Кока-Коля хватает конец Спрайтовой трубочку и оборачивает ее вокруг крышки стакана то есть шеи, Враг ошеломлён, прохожие оборачиваются, мы с Кока-Колей гордо убегаем и отбежав напротив нашего заведения опять спокойно стоим на нашем месте, Бургер-Кингские вояки стоят в недоумении в порванных и помятых доспехах и грозят нам кулаками и пальцами, вот поцы, они кричат кажется тоже на русском и ещё совсем непонятном мне языке, ха, после драки булками не машут, Трубка наблюдавшая за всем этим с другой стороны весело мне улыбается, жизнь всё таки хороша, через полчаса я перебегаю к ней дорогу, и кормлю ёё собой, то есть Бик-Маком, который только что изготовили, ещё горячем, она целует меня в щёчку, я на десятом небе от счастья, на ломаном испанском, я договариваюсь с ней куда-то вылезти в эти выходные, жизнь кажется прекрасной и удивительной, и хочется верить, что Бог не пожалел счастья для меня тоже.
                На   следущий день рано утром стоим мы с Кока-Колей всовываем листочки, Коля внутрь пошел в туалет, вдруг меня сзади оглушают бьют каким-то металическим предметом, это бюргеркигские подонки меня достали, конец думаю  пришёл, один схватил меня за булку а другой вижу палку заносит, ну думаю ****ец, вдруг какое-то большое длинное черное тельцо проносится как орёл бросается на Спрайт и прямо с ним вылетает на проезжую часть, смотрю Спрайта мозги все по тротуару, а Трубка тоже лежит улыбается застывшими глазами, кровь отовсюда хлещут, бегут со всех сторон люди, и лежит мёртвая любовь моя, и я плачу навзрыд, держа ёё голову на котлетном колене и пытаюсь вспомнить как на испанском сказать “Не умирай!Трубка!”.