Сага о Мире

               



Кончился свет. Седой волк взял в жены рыжую самку. Луна, сияла на небе, подобно кровоточащей язве на теле прокаженного. Через траурное небо протянулась тусклая река Эридана, а немного левее вспыхнул Южный Крест. Зима. Это самое отвратительное время здесь. Сыро и холодно. Только древние скалы, лежащие ближе к востоку и выделявшиеся в слепой тьме, словно черные диаманты в ожерелье, на тонкой белой шее больной девушки, радовали опаловые глаза седого волка. Путь, который проделали они, был тем последним, отчаянным шагом, предпринятым им, чтобы спасти его увядающую душу. Как с покидающей лето розы, из его памяти слетали, тронутые черной каймой, лепестки воспоминаний. И он помнил только свои последние слова, сказанные им, этой рыжей самке. Он поднял тускнеющий взгляд на кровоточащее, забывшее его небо, втянул носом аромат старой ночи. До притупившегося нюха, донесся слабый запах костров и руды. Остановился. На этом кончено. С осторожными звуками ночи смешался его вой. Она не остановила, не прервала древней песни тоски и утраченной жизни. Она поняла. В том сером звучании смешивались боль утраченного поражения и полынная горечь ненужной победы. В этой песне нарастающего страха он говорил о странном глупом счастье и давно преданным забытью горе. В ней слышались ноты биения сломанных крыльев и слез, льющихся из опаловых глаз. И в унисон воплю, признания собственной слабости, перед самим же собою звучали последние слова седого волка. Она помнила каждую фразу, каждый аккорд его чистого голоса. Он говорил, что весь разбитый мир, разбросанный, миллиардами осколков по губам вселенной, встанет и соединится во едино, чтобы быть их миром. Они, вознесутся на свое небо, они станут, звездами тьмы и света и будут упиваться разлитыми перед ними вином и кровью. Кровью тех, кто еще недавно был их самой преданной свитой. А потом, острый полумесяц смерти, разрежет их вены, выпуская на свободу обретшие вечную жизнь души. Тела их, соединятся воедино и будут отданы небесному охотнику – Ориону, что предаст их весеннему ветру, а после займет свое место в небе. Он не смог. Не сумел сделать этого. Слишком поздно. Седой волк закончил панихиду по своей душе. И теперь не так уж важно, присутствие рыжей самки. Они повернули на восток. Темнота с радостью приняла их, окутав саваном скорби. Иссяк небесный ручей Эридана, был сброшен Крест, на его место вознеслась, неведомо откуда взявшаяся Муха. Луна, робко тронула своими лучами скалу из черного гладкого камня, ослепив светом глядящего ей в лицо волка. И он ослеп. Стало все равно. Рыжей самки нигде не было, но он запел опять, бросая свой последний вызов луне, да и всему, что представало перед ним на небе. Это песня не была песней тоски, в ней звучала ярость, вся ярость, на которую способно сердце, вся ненависть, на которую способен разум. Небо отпрянуло, обнажая гнилые осколки клыков, неодобрительно бросая гудящий ветер в седого волка. Оно отходило все дальше и дальше, злобно скалясь и поджав хвост, и вот сдалось совсем, но так и не в силах, выполнить приказ седого волка. Он убил его быстро, словно несмышленого слепого щенка. Упал, распластавшись на камне. Изваяния погибшего неба бились перед ним в последней агонии, моля вдохнуть в них жизнь. Волк не слышал, он был уже глух. Внезапно, он почувствовал присутствие рыжей самки.
- Наша жизнь прожита, а души отданы мертвому небу, никогда светлым ручьям, не омыть наших, иступленных бешеным, ритмом, сердец, а мягкому свету нашего солнца, никогда не осветить наши поруганные мысли. Мы живы, но жизнь наша равносильна смерти. Хотя смерть есть, ничто иное, как избавление, а не кара. Мы были, были только ради себя и этим убили, верящие, но забывшие нас, небеса. Я молюсь, чтобы дольмен этого существования дрогнул и рассыпался, в зеркальную пыль, которая отразит все несбывшиеся надежды и покроет собой плесень старого мира, дав шанс миру новому, - сказал он, усмехаясь разорванной пастью. Отчетливо пахло гарью. Они шли на восток, догоняя уходившую ночь. Молодое, улыбающееся небо, глядело на них миллионами звездных глаз, не понимая их мыслей. Рыжая самка предала. Он был один. Гордо подняв серебряную голову, крикнул, то, что было смыслом всего мироздания, и бросился дальше, вслед за ночью. Сначала, солнце позолотило светом, узкую полосу небосвода, затем, первый горящий луч, упал на холодную землю, пробудив ее ото сна, вдохнув, только, что придуманную веру. Земля ответила радостным стоном, а молодое небо удивленно принимало ярко-золотого гостя. Злобно выругавшись, ушел небесный охотник – Орион, раздосадовано жужжа, улетела Муха, грустно улыбаясь, рассыпался в прах Южный Крест, а Эридан влив, свою последнюю каплю в чашу утра, высох, превратившись в тончайшую нить. Сначала краснея, от неловкости, солнце взобралось чуть выше, а потом, осмелев, засияло в полную силу. Когда же оно осветило каждый сантиметр  скалы из черного гладкого камня, стервятники, почти растерзали мертвое тело седого волка.