Вам не понять

Одежда, как это часто случается, когда вообще происходит, выглядела лучше человека, покрытого ею. Впрочем,  тому всё равно мочи нет, как было хорошо в ней. А ведь если мочи нет, то её нет никогда, то есть она всё время отсутствует, на то она и мочь, а не немочь. И при одной только этой мысли всё равно уже неплохо было ехать в автобусе и чувствовать, как люди  вопреки воле своей озираются на тебя как бы ненароком и…  -  ты уже производишь некоторое впечатление на публику, хотя сам по себе, может быть, и не стоишь ни гроша.  Примерно так чувствовала себя девушка Мими со вставными зрачками ярко-василькового цвета, нежно-сиреневыми волосами и колечком в ноздре, едучи в новой крутой фирменной куртке от модельного дома О’бальдини, купленной для неё по случаю дня рождения вчера на китайском рынке за полцены её тётей, инженером высшей категории, торгующей на том же рынке жареными и солёными семечками. «Вы меня купили – так терпите уже, » -  сказала бы куртка, если б у неё были мозги. Но и их не было, а потому, скрипя свежей синтетической кожей, приходилось довольствоваться этим.
Застенчивые девушки опускают глаза от удовольствия, и, умело покраснев, шепчут одними губами «как вам не стыдно» паре разбитных парней с заднего сиденья, которая посматривает на них так же жадно, как пьют чужой ячменный кофе в столовке, пока хозяин расплачивается. Но в автобусе застенчивые девушки отсутствовали, зато имелась Мими с развитым  целлюлитом под джинсами в  такую стремительную  обтяжку, которая,  перенапрягшись  при рождении своём, готова ежесекундно разорваться вдрызг от  соприкосновения с любым сторонним предметом. Мимика (так ласково звала её мама подруги), поскольку у неё,  что на уме то и на лице, а заднего ничего нет, не было и не будет никогда,  расплывалась в улыбке, торжествующе зыркая в сторону парнишек. Молодые люди, лузгая семечки и молодцевато покручивая челюстями, загыгыкали, толкая друг друга в плечо.
«Цурюкен унд цурюкен унд гроссе цурюкен,» - с придыханием посылал мыслеформы двигателю водитель автоколесницы, что означало нечто среднее между «быстрее, выше, сильнее» и «как мне всё надоело и когда это кончится». Автобус рванул было с остановки и тут же резко затормозил, подрезанный лихо бросившейся под колеса иномаркой-самоубийцей. В один миг со священной коровьей улыбкой,  не успевшей сойти с лица вслед за сменившейся ситуацией,  Мими, стоявшая у выхода, пролетела от передней двери да задних сидений и грохнулась прямо на колени  ржущим парням, который тоже не успели за тем же. Парни взвыли от боли и неожиданности. Шмякнувшаяся Мими тоже охнула: по полученным ощущениям юношеские колени показались ей булыжной мостовой, усыпанной рыбьими костями. Из машины что-то потекло, и перепуганный шофер, набираясь храбрости матом, выскочил из кабины.
Но всё это не имело теперь для Мимики ровно никакого значения, поскольку авария, случившаяся с ней, по своим масштабам и по её мнению затмевала всё: у девушки лопнули штаны. Как раз пополам по самому напряженному месту. И теперь самая драгоценная часть её целлюлита, выплыв наружу, физически уже никак не могла быть впихнута обратно. Это событие не прошло незамеченным её основными жертвами: юноши, отметив про себя природные данные Мимишки и заметно мгновенно поскучнев, тут же забыли о своих плотоядных планах по поводу кое-кого возле передней двери.
«Ну, и большая ж у неё…» - как бы невольно произнес один из них. «Ага, большая, большая, - вообще здоровенная, ты прикинь,» - подтвердил личными наблюдениями второй. И тут же собственное невольно высказанное  умозаключение почему-то настолько развеселило их, что они даже забыли нахамить как следует в таких случаях.
«Бесстыдники!» - патетически воскликнула пожилая женщина на переднем сидении, которая тоже всё видела, - «Вот я милицию сейчас вызову!». Однако, конско-юношеское ржание от этого лишь усилилось. Девушка с рыданиями покинула автобус.
Увы, хотя она сама же нынче начиная с раннего утра только и жаждала того, чтобы на неё обратили внимание, а теперь цель эта вроде как бы была вполне достигнута (Ей казалось, что за ней до самого порога дома наблюдала с комментариями вся улица),  Мимику это нисколько не радовало. Только одна верная подруга Жужу поняла всю глубину её душевной боли, сочувственно покачала головой после Мимишкиных жалоб на жизнь и удовлетворённо выдавила из себя: «Да, брось ты всё это, не реви: не одежда красит человека».  Наверное, и сама-то не поняла что сказала. Впрочем, для благодарной Мимики никакие слова в эти мгновения всё равно не значили ничего: тут главное – чувство локтя, которого словом не понять.