Сказка

С момента её последней смерти прошло девять месяцев. И вот Она, несравненно прекрасная в Своей печали и невыразимо печальная в своей красотЕ, вновь готова была ворваться в мир. Всё это время она делила своё дыхаНие на бесчисленностЬ вздохов и помещала их в души, осорожно наполняла множество глаз своими слезами. Она жила в этих душах, в этих глазах и ждала своего часа…

Хотя осень ещё не родилась, она уже видела её неясный абрис сквозь изменившееся кружево воздуха, иногда замечала её нетерпеливые и печальные глаза в колышущихся ветвях деревьев, слышала стук её сердца в каплях плачущего и стонущего в меланхоличной истоме дождя, чувствовала прикосновение её нежно-холодных рук в вечерних сумерках. Когда-то осень заключала её душу в  непробиваемую скорлупу, отлитую из чистейшего одиночества, помещала её в ларец унылой обреченности и обматывала его цепями, сотканными из тяжеловесной лёгкости вдохновения. И только она, только осень, властная и безжалостная в своей бесспорной власти, хранила ключ, охраняющий мятежное спокойствие её души и безмятежное неспокойствие её одиночества, которое не испарялось даже тогда, когда в воздухе витал запах умирания осени, которое не рассеивалось ни в морозном зимнем воздухе, ни в беззаботном многоцветии весны…пока не появился Он и не освободил её душу.
Осень по-прежнему будет иметь власть, будет так же убийственно-красиво заманивать душу в капканы одиночества, умело расставленные под покровом опавших осенних листьев. Быть может, она даже попытается облачить их любовь в платье печали, задрапированное грустью, но когда Он рядом, когда она купается в лучах их любви и страсти, ей совершенно всё равно, в каком наряде будет красоваться их любовь, в соблазнительном ли платье страсти, в воздушном ли одеянии нежности. Она слишком прекрасна, чтоб её светлый лик омрачила тень осенней печали, а её лучезарную сияющую улыбку исказила болезненная усмешка осеннего одиночества.