Последняя помощь

(Мне хотелось бы попросить прощения у той женщины за использование её истории, если было бы это возможно)

. . . Кап... Кап. Кап-кап. Первые, робкие капли дождя упали в траву, ударили по дорожкам, впитались в рыхлую почву. Бесследно, как если бы и не было их. С треском порвалось небо. Как-то вдруг замерли деревья, и потемнел асфальт. Кап-кап-кап. Застучали маленькие дождинки. Попрятались неведомо куда тротуарные воробьи. Побежали застигнутые врасплох люди, накрыв головы чем придётся. Нахмурились серийные дома. Кап-кап-туки-тук – настойчиво стучались капли в закрытые окна. Туки-тук. Туки-тук. Так-так-так. Как-то-тут?..
. . . За окнами – судьбы. За каждым – своя. Вот ребёнок улыбается матери. Она одевает ему тёплые носочки. Не простудился бы. Тук-тук-тук, звонко барабанит дождь. На них не каплет.
. . . Дальше-дальше. Ещё-ещё! Вода везде! Прячьте тёплые носы в подушки!
. . . Где-то шипит утюг. А тут выкипает суп. Там собака, оставшись одна, задумчиво глодает ножку стола. Вон сынок прячет мамино золото по карманам – хочет загнать его поскорей и почти задаром. А за стеной довольный дядька старается под одеялом, и ничего, что ей ещё нет шестнадцати, это ему и нравится; и ей, похоже, тоже нравится, а на столе шампанское и зелёная денежка. И уже почти половина двадцать пятого на московских солнечных, и почти любовь.
. . . Туки-тук. Туки-тук. Туки-тук... Только дождик видит. Любопытный дождик умеет хранить секреты, никому ничего не скажет об этом.
. . . По комнате, как медведица по клетке, шаркает мать с рассеянным взглядом. Иногда она останавливается и пристально вглядывается в глаза толстого идиота, живущего в мокрой постели. Спутаные волосы, бессмысленный взгляд в пустоту его будущего, перебитые ноги неестественно свешивающиеся с кровати – да, в этом обломке жизни действительно невозможно узнать красивого танцора, застывшего в различных позах на афишах и плакатах покрывающих всю стену за спиной паралитика. И снова и снова бледным призраком движется мать вдоль комнаты в поисках волшебной дверцы, выхода из кошмара. Голова её повязана полосатым кухонным полотенцем, изношенные спортивные штаны шелестят под надетой поверх куртки ночной сорочкой: "Как-же-дальше-жить,  как-же-дальше-жить?.." "Как-как-как-как-как?" – вторят мелкие капли дождя. Вдруг она застывает возле большого окна, некоторое время широко распахнутыми глазами смотрит на забрызганные стёкла. Удивлённо. "Так-бывает. Так-бывает. Так-бывает" – остервенело барабанят маленькие слёзы, сливаются в крупные кривые дорожки и суетливыми рывками сползают, цепляясь за стёкла. В другие окна. В другие! Открылась рама, впустила дождь, взлетели и зашептали занавески. "Мама-мама..."
. . . Ниже-ниже. К земле. Там тоже кто-то. Кто-то.
. . . Ах, какой подлый этот мир! Как себя жалко! Медленно, со скрипом распахнулась дверца шкафа. Зеркало с издёвкой глянуло на подростка страдальческой гримасой. Гладкая, как у девушки кожа так раздражает... Швырнул в зеркало портрет девчонки в стеклянной рамке. Когда перестали звенеть осколки, ещё настойчивее затарабанили капли в окно. Кап-кап, как-то-будет, как-то-будет. Что за мерзкая погода сегодня, как нарочно! Занудные слёзы-дождинки будто выманивали наружу... Он встал и медленно подошёл к окну. Она сказала, что не любит! Она сказала, ей не нужен мальчишка! Бывает-и-так. Бывает-и-так. Бывает... Открылась рама, впустила дождь... Что-то промелькнуло сбоку, а в следующую секунду на земле прямо под его окном вздрогнуло тело женщины в нелепой одежде, лопнувшей в нескольких местах от удара.
. . . Кап-кап-кап... Ручейки, смешавшись с красным, уносили по асфальту неподуманные мысли, уходили глубоко в землю, чтобы никто не увидел. А рождённый в ближайшем перелеске ручеёк уже сбегал вприпрыжку со склона холма к пруду, торопясь рассказать ему свои самые важные детские секреты. Блестели солнечные улыбки на поверхности водоёма, поднимая высоко-высоко разноцветную круглую радугу, чтобы новые облака прокатились по ней во все стороны, и новые чистые капли смогли увидеть иные судьбы.
. . . ...И снова рассказать о них земле.