Новая трубка

Кончик языка неприятно пощипывает: то ли трубка до конца не обкурена, то ли табак отсырел. Останавливаюсь. В сотый раз ругаю себя за спички, а ничего поделать с этим не могу. Приходится топтаться на месте и тратить время на розжиг, мешаясь вечно-спешащим горожанам.
Делаю несколько шагов в сторону памятника Маяковскому и оборачиваюсь на здание Сатиры. Совсем скоро открытие нового театрального сезона: афиши запестрят премьерами, анонсами, репертуарами. Театралы начнут толпиться у касс и загодя приобретать премьерные билеты. Спекулянты предлагать их же, но уже с баснословной наценкой и видом особой значимости момента. А я, как и прежде, оставлю приглашение на кухонном столике.
И всё же вкус у табака не тот что прежде, даже ванильная сладость не спасает. Микс Виржинии и Кавендиша от Мак Барена. Помню как покупал его этой весной на Кузнецком мосту. Снег ещё не сошёл, но весна уже чувствовалась. Люди торопливо сменяли шубы на полупальто, а дворники доставали прошлогодние мётлы. Хотелось настроения, особой радости, вкуса, цвета, запаха… ванили.
Тут же распаковал, достал ароматную пластинку flake, раскрошил и аккуратно набил полную чашку. Четыре спички. Мягкий сладковатый дым окутал мир ароматным облаком. Минута тишины у табачного киоска и я медленно направился в сторону метро Лубянка. Весна.
В этот раз мне совершенно не хотелось ехать в метро, да и на Маяковской с её восхитительными потолочными мозаиками я не был почти три месяца. Белорусская. Ещё две минуты и один единственный выход.
Трубка новая, правда, той весной я её уже обкуривал. И хотя потом за всё лето так ни разу и не притронулся, нагар внутри чашки опасений не вызывал. Достал кисет, скрутил пластинку flake и опустил внутрь. Вспомнил про фильтр, осторожно выкрутил мундштук и поставил бальсовый.
Самодельная пяточка, спички, бальсовые фильтры – привычки, как и табачный запах  не выветриваются, а лишь становятся с годами всё более привязчивыми. Выхожу на Тверскую. Здесь каждый день что-то меняется, что-то происходит, что-то появляется, а что-то исчезает навсегда. Поэтому когда мой взгляд натыкается на знакомые вывески или предметы, то я улыбаюсь. Почти всегда улыбаюсь и искренне радуюсь такому малозначительному на первый взгляд событию.
Я помню эту улицу абсолютно другой: будничной, серой, под другим именем и с другими людьми. Я её помню, как и вкус моего первого трубочного табака: Латакия Альфреда Данхилла. Мазутный аромат и странный привкус заставили меня надолго забыть о желании курить трубку, но позже, много позже, спустя годы бесконечных неординарных градостроительных решений и общей неразберихи, этот сорт табака стал одним из моих любимых.
Так и сейчас, прогуливаясь по Тверской, я с большим сожалением отметил, что на углу пересечения с одноимённым бульваром, исчезла табачная лавка. Маленький неброский киоск с превосходным ассортиментом дешёвого трубочного табака. Не то чтобы я часто покупал второсортный табак, но иногда любил попробовать различного рода смеси, особенно ароматизированные.
Неспешно дохожу до Телеграфа. Температура, давление, время. Люди открывают закрывают тяжёлые двери и поочередно входят выходят, я же оглядываюсь по сторонам и вновь замечаю, что трубка погасла и давно уже не курится. Громоздкое здание Мак Дональдса, пешеходный Камергерский, растаявший Интурист.
Впереди первое сентября и уже сейчас в Камергерский тянутся разрозненные ряды школяров и студиозусов. Уже со следующей недели в Педкнигу выстроятся многометровые очереди и предприимчивые торговцы перед входом будут навязывать всё тоже самое, но уже дороже. Правда, когда в продаже ещё не было всех этих новомодных английских и датских табачных миксов и выбор хорошего табака ограничивался дорогим, очень дорогим и сравнительно дешёвым, по обе стороны Камергерского стояли книжные лотки. Бесконечное множество печатной продукции самых разнообразных изданий и форматов. Здесь можно было купить любую нужную в учебе книгу и даже такие, которые считались «крайне дефицитными». Люди толпились вокруг лоточников и выходили на дорогу, мешая выезжающим на Тверскую автомобилям. Сбивались в кучки и обменивались знаниями, советами, пожеланиями.
Вновь поправляю табак и закуриваю. Трубка слегка нагревается, но дым плотный, прохладный, сухой. Тянется легко и вкусно. Перехожу на ту сторону, исчезаю во дворах и, спешно перейдя Большую Дмитровку, переулками выхожу на Петровку. Остатки табака начинают слегка горчить, но язык уже не щиплет.
Из того что здесь было, на Петровке остался лишь Пассаж, да и тот… новый. Всё остальное проносится мимо моего взгляда. Я спешу вверх по каменной мостовой Кузнецкого моста к маленькому ларьку напротив неизменного выхода из метро. Знакомая скромная витрина, несколько сортов Виржинии, Латакии и Ориентал. Трубка гаснет.