Мягче цирюльничьих лап!

Всего тупей – остроты брадобрея.
Когда он жирной пеной по щекам
Колючий помазок кругами водит,
И в зеркале мелькают кружева
Его манжет, забрызганных работой.
Он мимоходом тронет за кадык,
Похлопает щетину подбородка,
И в зеркале поблескивает сталь
Наточенного лезвия. Губа
Ещё не свыклась с тем, что так груба
Его манера сосребать остатки быстрым,
Небрежным взмахом, точным не всегда.-
Тогда на пене проступают опечатки
И розовые капли промокнув,
Покашливает он, нахмурив брови,
Промакивая ватой капли крови.

У брадобрея в комнате очаг,
И сыпет снег за маленьким оконцем.
Сюда почти совсем не смотрит Солнце.
И чувствуется ритмика в речах,
Весьма созвучных мне. Я здесь, скучая,
Так поддаюсь влиянию газет,
И в телевизоре подхваченные темы, -
Транслирую, когда звоню в Верону, -
А большинство из них - совсем пустых,
Давно оплаченных каким-нибудь подонком!
Я помню время, будучи ребёнком,
Я тоже, кажется, не верил в коммунизм.
Но я был Пионером. И готовым…
Привык всегда быть… Ко всему готов!
Мне чувствуется в расстановке слов
Какая-то уловка. С брадобреем
Ни раз я спорил, жарко убеждал
Его в обратном. Редко удавалось
Его мне убедить, но иногда
Он улыбался. Мне тогда казалось,
Что улыбался вместе с ним его двойник,
Что стоя за моей спиной, казался также
Гораздо убедительней того,
С которым говорил я в отраженье.
Ведь как известно врут нам зеркала,
Переворачивают что-то наизнанку,
И путаются в мимике лица.
Так врал и он… Хотя, я повторяю,
Лгал и другой, стоящий за спиной!
Он протирал раскрытое на четверть
Тугое лезвие, которым по лицу
Сейчас водить неосторожно станет.
Так мне казалось. Лезвие его
Острейшим было! Также как и шутки –
Тупейшими, как впрочем и слова,
Порой произносимые неверно, -
Как странно тяжелеет голова…-

Теряя смысл прямо на лету,
Цепляя «нёбом» - « небо» - в пустоту
Как будто целясь. Что он бормотал? -
Ни я ни спрашивал – ни он не понимал.

И было холодно в улыбке брадобрея.
Хотя порой бывает холоднее,
Когда теряем самообладанье,
И путаясь, выходим из себя!

И говорил, что Ленина аллея
Должна быть непременно подлиннее!
Ведь всякий помнит – Золото – стареет,
А человек – растёт и воскресает!
И это изменить никто не смеет!
Хотя теперь ни каждый это знает.

И были так уютны разговоры!
И серый пёс, маячивший у ног,
Наполовину кажется бульдог,
Доставшийся им помнится от Лоры.
Хотя и возникали часто споры,
И он тогда несдержанно молчал,
В то время, как другой – мычал над ухом,
- Будь другом Лёха, Лёха будешь другом?
И я ему конечно отвечал, -
- А ты, Макар, насрёшь для друга - кругом?

И улыбались мы, и каждый знал,
Что этот разговор совсем ни к месту.
Что скоро май! Макар найдёт невесту,
Закатит пир, погонит самогон,
Рассказывать мне станет о процессе
Деления имущества сестры,
О слизняках, оставивших в капусте
Блестящие и липкие следы…
Потом невеста станет чуть потолще,
Отпустит волосы, оденется в халат,
И будет шаркать мягко в коридоре,
Оттряхивая с тапочек комок
Собачей шерсти… «Кстати, где бульдог? –
Вы спросите его, и он ответит,
Что у собак сегодня выходной,
И что бульдог ушёл гулять с другой.