Я ВАС

Невдалеке, как бы проходя по соседней ветке троллейбуса  отмораживаясь несется чья-то жизнь.
 Я даже не наблюдаю – мне не интересно. Жизнь улыбается, жеманничает – я отворачиваюсь от окна. Она флиртует оглушая звонким девичьим хохотом – не ведусь. В зеркале заднего вида появляются коротенькая юбка и топ с полуобнаженной грудью – задергиваю штору, втыкая в три точки телевизионного экрана. В триединстве ящиковой религии (вранье политиков, сериалы, а в последнее время их младшие братья ток-шоу, и вездесущая шлюха – реклама) усматриваю все те же назойливые особенности поведения старой знакомой. Ничего не знаю – телевизор не работает, неделю в квартире нет света, и вообще, отворачиваюсь к стене, накрываю голову подушкой, ведь я уже два часа как сплю.
 Я сказал не смотрю сны, а сплю!
Все!
 Тихо!
 Спящим не мешать! Беге, бегу, бегу. Правда как–то очень медленно.
 Да выключите же в конце концов свет, забыли уже – электричества нет!
 Бегу. Зачем куда – не помню.
 Стоп!
 Актеры на сцене распинаются, рты открывают – а тишина неимоверная, как будто так и нужно. Одно из двух – либо билет за полцены купил, либо динамик забыл включить. Принимаю оптимальное решение – перегружаю компьютер. Появляется неординарная мысль все таки включить вилку телевизора в розетку.
 Ночью всегда бывает темно, но мне естественно все это не интересно, мне безразлично. Загорается рядом большое окно. Ничего не знаю – гори все синим пламенем. Насколько я помню – синий – цвет надежды, а синим пламенем чаще горит газ. Что же это получается, газ – символ надежды? Бред. Надежда на то, что чайник закипит раньше, чем ты уснешь. А я вообще не усну. Из принципа, чтобы полова всякая в голову не лезла. Не лезла… не лезла… не лезла…
 А ведь это идея – для ограждения головы от нежелательных назойливых посетителей – её нужно защищать. Значит так: рот закрыть; нос (с носом все в порядке, он закрыт - там насморк живет); в уши вату; на глаза повязку. Дышать (на всякий случай через раз) но не циклично, чтоб враг не догадался. Всё. Тихо. Спокойно. Пути заблокированы. Думаете – хорошо? Нет! Хорошо ведь тоже плохо. Никак.
Были бы открыты уши – слышал бы тиканье часов. Странно, стрелка движется в одну сторону, а маятник в две, туда-сюда. Да он гад двуличный: в одну сторону они вместе двигаются, а как только стрелка передохнёт – он по нычке в другую сторону (предает то есть), а потом, типа, я не при делах снова шаг за компанию. Вот скот! Давить таких уродов в колыбели нужно. Но мне, на самом деле – по фиг.
 Упс – чайник закипел. Придется пить чай. Чаинки это маленькие уставшие осенние листья. Просто им никто не верит. А я верю! Давайте верить в то, чего не видим, и не верить очевидному. Может что-то изменится?
А если опустить часы в чай – маятник может выполнять функцию размешивателя сахара.
А еще можно ходить с перевернутым зонтом и делать невозможное – дождь собирать. А наутро верить в солнце. И еще: часы это то же солнце, только лучей меньше. Намного меньше. Их уже осталось совсем мало. Хочу сказать – «люблю», а мне безразлично. И оттого, что солнце о трех лучах – холодно.
 Часы – это зимнее отмороженное солнце. Зима это мертвое лето… Снежинки – мертвые маленькие солнцы… Безразличие – это мертвый холод. Жизнь – мертвая смерть…


И знаешь, меньше всего может удивить на краю земли – звук приближающегося троллейбуса с зашторенным окном телевизора под подушкой. И пусть немой вопрос твоих открытых дверей не удивит моё нетактичное: «Я вас знать не знаю       …   

         Троллейбусные рога – посредник бесконечных
   маршрутов по дороге в реанимацию жениха
судьбы…